У каменных столбов Чарына

Я без труда поймал его и посадил в полотняный мешочек. Дня через два развязал мешок и не узнал ужа. Чешуя его блестела вороненой сталью, на голове яркой короной горели оранжевые пятна и, что самое удивительное, он смотрел на меня ясными, неподвижными зрачками. Уж прозрел, к тому же выглядел таким щеголем, словно собрался на большой ужиный праздник. В углу мешка отыскался и старый костюм — тонкая, полупрозрачная кожа, похожая на капроновый чулок…

Уж и не был слепым, он готовился к линьке. Старая кожа мешает расти, вот и приходится время от времени переодеваться. Вместе с кожей при линьке отделяются прозрачные пленки с глаз, и от этого глаза кажутся мутными, как бы незрячими.

Обычно на воле перед линькой змеи забираются в трещины или густой кустарник, где, пролезая сквозь узкое отверстие, освобождаются от старой шкуры, которая после линьки сохраняет форму сбросившей ее змеи. Если змея вполне здорова, то ей необязательно пролезать сквозь узкие щели, она может перелинять везде. Переоделся ведь уж в полотняном мешочке.

МАЙНЫ

Апрель. Дождь то льет, то моросит совсем не по-весеннему. Река Келес превратилась в пять стремительных потоков жидкой глины. Трудно поверить, что летом эта река смиренно течет в одном русле, что вода в ней светла и прозрачна, а глубина, как говорится, воробью по колено.

Выйдешь из палатки — сизая дымка висит над долиной, сырость, грязь… В лужах, растопырив зеленые лапки, дремлют лягушки; жалко и холодно на них смотреть. Постоишь, поежишься, глядя на низкие облака, плывущие над мокрыми обрывами, и подумаешь с тоской и досадой о запаздывающей весне: «Ну когда же, когда же…»

А над обрывами кричат птицы! Дождь, непогода, а они носятся туда-сюда, суетятся, хлопочут. Пришла пора гнездиться! Тут и воробьи, и скворцы, и галки. Но живее всех и громче всех — майны! Голоса их своеобразные и сложные: в них резкий скрип и приглушенный звон металла. Вскрикнет птица и смолкнет, а кажется, все дрожит в воздухе негромкий медный отзвук…

Майны уже разбились на пары. Изредка бросая взгляды на обрыв, я вижу, как то одна, то другая птица подлетает к норе и, оглядевшись, ныряет в черное отверстие. Слишком откровенно следить за ними нельзя, птицы замечают и не любят этого. Подхожу ближе. Майны с криком улетают куда-то за обрыв. Подан сигнал тревоги! И вот уже целая стая, мелькая пестрыми крыльями, кружит надо мной, кричит, предупреждает по-своему: заметили, что-то поняли и что-то готовы предпринять!

Второй день на моих глазах ведется самая настоящая война между семьей майн и семьей галок из-за норы в обрыве. Ни майны, ни галки сами нор не роют. Их выкапывают щурки и сизоворонки и, наверное, им приходится делать это каждый год, потому что, когда вернутся из теплых стран, жилища оказываются занятыми. Сейчас свободных нор в обрыве достаточно, занимай любую — и все же идет борьба!

Вот майна вылетела из норы, и в ту же секунду в нее устремляется галка, что сидела на обрыве, и, как видно, ждала этого момента. И начинается! У норы собирается с десяток майн, все возбуждены, громко кричат. Галка терпеливо держит осаду. Одна из майн в азарте влетает в нору, но после короткой схватки вновь оказывается снаружи…

Целый день идет борьба с переменным успехом. Наконец, то ли галки проявили большую настойчивость, то ли майнам надоела потасовка, — они перелетели в другую нору.

На следующий день галки, видимо, решили, что допустили большую оплошность и опять принялись выживать майн, совершенно охладев к отвоеванной с таким напряжением норе. Снова весь день шум и крик! Галки и на этот раз одерживают победу, а майны перебираются в свое первое жилище.

После этого, как будто, все успокоилось. Началась мирная жизнь. Теперь можно было видеть, как галка или майна садилась на пасущегося у обрыва ишачка и, надергав из его спины полный клюв шерсти, летела к своему гнезду. Ослик спокойно пасся, помахивая от удовольствия хвостом.

Однажды, был уже солнечный день, кто-то положил у палатки подсушить большой смятый лист кальки. Подул ветер и лист с шорохом пополз по траве. Майны на обрыве подняли крик. Не от страха, а, скорее, из любопытства.

Через несколько минут кальку унесло метров на двадцать от палатки. Около нее по зеленой траве удивленно прыгают майны. Двинется лист и птицы испуганно взлетают. Будто кто-то живой ползет, а вдруг схватит! Но лист только шуршит, и это уже не страшно. Майны ловят кальку клювом, дергают, пытаются удержать.

Подлетает и опускается на лужайку сорока — ей тоже интересно знать, в чем тут дело, почему шум. Но майны дружной стаей набрасываются на сороку — не мешай!

Вот две майны удачно подхватывают кальку за углы и взлетают! Какой гомон поднимается! В небе плывет белый ковер-самолет в окружении охрипших от крика птиц. Майны едва справляются со своей необыкновенной ношей, порывами ветра их поднимает все выше и выше. Наконец, лист вырывается и, медленно кружась, опускается на траву.

И, словно поняв тщетность каких-то своих намерений, все разом улетают майны.

ПОДЕНКИ