У каждого свое зло

«Здравствуй, братишка, здравствуй, мой сладкоголосый соловушка! Как тебе живется-можется? Я слышал, неплохо. Не знаю, рад ли ты этому письму. Не хочу тебя ни в чем обвинять, но жизнь не раз давала мне возможность убедиться, как деньги портят человека, а большие — в особенности. Короче говоря, к радости ли, к горю ли, а только я жив и, в общем-то, здоров. И вот решил напомнить о себе. Не буду тебе говорить, чего мне стоило тебя найти, но раз уж нашел, обращаюсь к тебе с делом, вернее, с предложением вернуть должок. Я бы хотел, чтобы ты прилетел в Москву и, пользуясь своими связями и капиталами, вытащил меня к себе. Как — подумай, тебе оттуда виднее, тем более что ты при деньгах, и, насколько я понимаю, немалых. Вообще, когда мы с тобой прощались навсегда, я тебе что завещал, помнишь? Я тебе завещал помогать людям. А ты? Хапнул деньги и жируешь, прости господи. Так любой дурак может, на халяву-то. Или я в чем ошибаюсь? Коли так — буду только счастлив. Как бы то ни было, думаю, что для тебя выполнить скромную просьбу воскресшего брата — сущий пустяк. Заодно, говорю, и отблагодаришь меня за все хорошее. Ведь если б не я — куковать бы тебе до сих пор на Болотах!

Вся моя надежда на то, что ты не изменился, братка. В душе, я имею в виду. Поэтому не обижайся, если я что не так сказал. Просто здесь я вроде как до сих пор в покойниках числюсь, и жизни моей тут одна дорога — за решетку. А я еще не старик пока, и пожить по-людски совсем не против, даже вот собираюсь жениться на совершенно замечательной женщине. Так что давай выручай меня поскорее, а я тебя еще разок отблагодарю. Как — расскажу при встрече, это касается твоих финансовых дел. Ты только приедь, а уж я найду тебя сам. Так что до скорого, братка. Бывай здоров!

Леха».

Почему-то сразу вспомнился тот смородиновый куст, под которым он лежал в тот день, когда они с Лехой виделись в последний раз, его одуряющий запах — он навсегда остался в его памяти, как запах родины, как память о погибшем Лешке. О чем разговор, Алеша, надо — дак помогу. За счастье почту! Если б не ты, любимый старший братан, где бы я был теперь? И то ведь сказать, вот вспомнить если тот день: он сам в какой большой беде был, Леха-то, а как все тогда предусмотрел. И ведь если б не Лешка — не видеть бы ему ни Сони, ни всего того счастья, в котором он так бессовестно купается теперь. Он, видите ли, подштанники в Париже покупает, а Лешку там небось обложили, как волчару какого. В лучшем случае что он имеет-то? Пенсию? А может, еще и той не положено… Но почему его записка оказалась в красновском письме? Что за загадка? Спросить у Чванова? Э, погоди, погоди… Нет, видать, не случайно Евгений все же не упомянул про письмо, что-то тут… Какой-то непростой узелок завязался. И насчет финансов Лешка чего-то намекает… А вообще — черт с ним. Главное, праздник-то, праздник какой — Лешка жив!

Леонид Александрович распахнул настежь двери кабинета, вышел в залитую солнцем аллею сада. Несколько раз прошелся по прямой как стрела дорожке, покрытой мельчайшим гравием.

— А вот и я, — донесся до него голос Евгения Кирилловича. — Принес письмо, извините, Леонид Александрович, что запамятовал в суматохе.