- Это не известно. Мне так точно, - ответила Елена Степановна.
- Спасибо вам,- поблагодарила я ее перед уходом, а Глеб еще и галантно поцеловал ей руку.
Мы с ним вместе вышли на улицу. Не говоря ни слова, я направилась в сторону дома. Завернув за угол Катиного дома, я услышала, как рядом остановилась машина. Глеб открыл дверь и сказал:
- Садись. Я довезу тебя до дома.
- Я пройдусь. Здесь не далеко.
- Саша, я слишком устал, чтобы спорить. Или ты хочешь, чтобы я тебя затолкал в машину?
Конечно, я не хотела. Поэтому и устроилась на переднем сидении, стараясь не смотреть в сторону Глеба. Буквально через пару минут мы тормозили возле моего подъезда, хотя это недолгое время в его обществе показалась мне вечностью. Я вышла из машины и услышала, как за спиной пискнула сигнализация. Глеб догнал меня у подъездной двери.
- В чем дело? - спросила я.
- Надо поговорить, - ответил он, и мы поднялись на этаж.
То, что я увидела, зайдя в квартиру, лишило меня дара речи. Такое ощущение, что по комнатам прошелся ураган. Все вещи в беспорядке валялись на полу, кое-что было разорвано и разбито.
- Здесь что-то искали, - отметил Глеб, оглядываясь.
- И я даже догадываюсь, что.
- Кинжал.
- Но в квартире его точно не было. Если бы он находился здесь, то я бы об этом знала.
- А не мог Савелий Матвеевич спрятать его где-то в квартире без твоего ведома? В каком-то укромном уголке?
Укромный уголок, укромный уголок...Как-то отец упоминал эти слова. Я схватила Глеба за руку и потащила из квартиры наверх по лестнице. Люк на чердак был закрыт, но, на счастье, не заперт. Бывший вопросов не задавал, уже поняв, что я о чем-то догадалась. Только сказал:
- Подожди, я пойду первым.
Он быстро преодолел скобы, ведущие к люку, и скрылся в темноте. Через минуту я услышала его голос:
- Поднимайся.
На чердаке ничего не изменилось с тех пор, как я здесь была в последний раз. Только пыли стало больше. Видимо, никто сюда не заходит. Помещение было почти пустым - только пара ящиков в углу, накрытых старыми тряпками. Рассмотреть их я смогла только потому, что в тот угол падал тусклый свет с улицы. Остальная часть чердака тонула в кромешной тьме.
- Фонарик бы не помешал, - сказала я.
- У тебя на телефоне нет? Сейчас включу, - Глеб достал смартфон, и через минуту обзор стал лучше, хоть и не намного. Я подошла к маленькому чердачному окну, провела руками по раме, посмотрела под ноги. Ничего. Я присела на корточки, продолжив исследовать стену рядом с окном.
- Почему именно здесь? - спросил Глеб за моей спиной.
- Когда я была маленькой, мы с отцом иногда приходили сюда смотреть на звезды именно через это маленькое окошко. И когда ты сегодня сказал фразу «укромное место», то детские воспоминания всплыли в голове. Я вспомнила, как отец говорил, что это наше укромное местечко, где его не достанет работа, потому что телефон он никогда не брал с собой.
- Саша, но это лишь предположение.
- Возможно, но... Стоп! - заорала я. - Посвети сюда, под нижнюю раму.
Я увидела едва заметную, выцарапанную надпись.
- Что там написано?
- Peccatum, - прочитала я, - это слово означает «грех» на латыни.
Глеб отдал мне телефон и сам начал исследовать место возле надписи. Запустив пальцы под раму, он дернул на себя кусок дерева. Нам открылась узкая щель под окном. Глеб запустил туда руку и сказал:
- Что-то есть, - а в следующий момент достал на свет сверток из плотной бумаги. - Уходим отсюда. Откроем в квартире.
Мы спустились вниз, Глеб еще раз осмотрелся и только потом выложил сверток на кухонный стол. Я нетерпеливо начала его разворачивать, уже зная, что там увижу. Так и есть! Кинжал. Прямое тонкое лезвие, зауженное к концу, прямая рукоятка вся была исписана латынью, к низу она закруглялась, и в этом небольшом круге было выгравировано яблоко.
- Можешь перевести надписи? - спросил Глеб.
- Слишком мелко написано, да и время потрепало буквы. Только если что-то отдельное. Но символ яблока уже навел на меня на кое-какие мысли.
- Какие?
- Семь смертных грехов и восемь кинжалов. Почему восемь? Потому что самый главный грех всего человечества появился намного раньше, чем другие грехи. И именно яблоко стало его символом.
- Ты говоришь о первородном грехе? - догадался Глеб.
- Именно. И если это какие-то ритуальные убийства, а так оно, скорее всего, и есть, то без последнего кинжала ритуал завершить нельзя.
- Но десять лет назад убийств было семь. Падение символизировало наказание за гордыню, как и Люцифер был наказан падением с небес. Выколотые глаза - зависть, отрезанный язык - гнев, удушение - жадность, кастрация - похоть, перерезанные сухожилия - лень и затолканная в глотку еда - чревоугодие. Но первородный грех... разве за него можно как-то заказать? Насколько я помню, Адам и Ева и так были наказаны изгнанием из эдема.
- Вот этого я не знаю, но знаю, кто может помочь, - сказала я, набирая Катин номер.
- Дай трубку своей бабушке, - заорала я в телефон, как только она сняла трубку.
- Слушаю тебя, Сашенька, - через минуту услышала я голос Елены Степановны.
- Скажите, пожалуйста, кто может быть наказан за первородный грех?