У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому

Гостья красноречиво всхлипнула. Ефим Гастонович поспешил залить закипевшей водой травяной чай. Лично он глубоко сомневался, что восхищения заслуживает старший сын Маргариты, в тридцать пять лет сидящий у материнской юбки, а не младший, который со студенческой скамьи стремится самостоятельно встать на ноги. Однако предпочитал помалкивать. Маргарита Сергеевна в последнее время всячески его поддерживала – с той минуты, когда встретила его в подъезде, осунувшегося и печального, испереживавшегося из-за внука и сына, сон ему плохой в ту ночь приснился. И он старался отвечать на поддержку поддержкой. Хотя бы – молчаливой.

Ефим Гастонович поставил на стол чайник-заварник и чашки.

– Не переживайте так. Младший сын вас любит. Я же вижу – он в гости приходит, и не с пустыми руками, всегда о здоровье вашем переживает.

– Приходит он, переживает… А сколько мать нервов истрепа-а-ала и слёз пролила-а-а, когда он на квартиру ушёл? Он об этом не думал даже, только отмахивался. А мне – како-о-ой позо-о-ор перед соседями! Ушёл на съйо-о-омное жильё, будто своего нет, будто из до-о-ому его выгоняют, будто я житья ему не даю, что убегать приходится. Стыдно людям в глаза смотреть было! Сколько корвалолу выпила тогда, кому это интересно было?

Она взяла чашку и громко сёрбнула.

Ефим же Гастонович в ответ на причитания снова лишь головой покачал. Он как раз прекрасно понимал, почему молодому парню стало тесно в двухкомнатной квартире, где приходилось делить комнату со старшим братом и отчитываться перед матерью за каждое опоздание к ужину. Он и сам в своё время отказался переезжать в просторный загородный особняк сына, предпочтя обычную «сталинку» в спальном районе Киева. Пусть скромная, зато своя. Здесь он хозяин. Нет, конечно, он не думал, что сын его притеснять станет, но всё же – своё есть своё.

Так он – старик. А уж юноше молодому и горячему – тем более простор нужен.

Но материнскому сердцу этого не объяснишь. Мать всегда будет переживать за своих детей и волноваться, как бы не случилось чего, стоит ей отвернуться. А впрочем, разве только мать? Сам на себя бы посмотрел. Старик невесело хмыкнул.

– А твои-то как? Пишут? – встрепенулась гостья. – А то я всё о себе да о себе…

Ефим Гастонович покачал головой.

– Нет, пока не писали. Наверное, что-то отвлекает их.

Он гнал от себя другую мысль. «Наверное, что-то случилось». Раньше, сын с внуком – Гришка и Никитка – раз в два-три дня писали, присылали по е-мэйлу фотографии из Польши, Италии, Черногории и прочих мест, где бывали. Когда могли – по скайпу общались. Рассказывали, что да как. Недолгие были беседы, да и письма недлинные, но всё-таки. А последние десять дней – тишина. Ефим Гастонович усиленно шерстил новости – никаких крупных катастроф на линии их маршрута не случалось. С другой стороны – сколько может случиться катастроф мелких? А с третьей – Гришка такой непредсказуемый, ему свернуть с намеченного маршрута ничего не стоит. А уж там-то… Ефим Гастонович потерял сон. Если до этого он просто за них переживал по-родительски: – чтобы самолёт не упал (сколько их сейчас падает?), чтобы болячку никакую не подхватили в пути (сколько новостей о вирусах-убийцах?), чтобы ничего прочего не стряслось – то сейчас у него началась настоящая паника.

Что если он никогда больше не увидит и не услышит двух самых родных людей?

– Не благодарные они все, вот что! – звонко заявила Маргарита Сергеевна, и куда только подевались плаксивые нотки в голосе. – Вот ты себя изводишь, Гастоныч, а они где-то на пляже валяются и думать о тебе забыли.

Ефиму Гастоновичу стало очень тоскливо. Захотелось остаться одному, сесть за монитор и перечитать старые письма.

* * *

Гаст Гастоныч ушёл.

Шагнул в пустоту и исчез. Навсегда.

Грегори огляделся, квартира была вполне уютной, ничем дурным от неё не пахло – бери и живи. Но вместо радости от того, что нашёл хорошее жильё, на плечи навалилась грусть. Грегори присел на деревянный стул у окна, усы жалобно повисли. Не отпускало глупое чувство вины – будто он выжил хозяина квартиры. Грегори глубоко вдохнул, сжал-разжал пальцы на руколапах.

Ни в чём он не виноват перед хозяином квартиры. Напротив, на него ответственная задача возложена – взбодрить владетеля! Ему самое сокровенное доверили.

Грегори встал, выпрямил усы.

Этим и займёмся.