У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому

– Да, очень, – кивок, улыбка. – Спасибо. Мне уже пора.

– Постойте ровно три секундочки! – запищала тётечка. – Нельзя же уходить с пустыми ручками. Что вам больше всего у нас понравилось?

Георгий лихорадочно вспоминал, чем же его угощали?

– Э-э-э… Булочки с этой… с корицей! Я их люблю.

– Вот и славненько! Вот и замечательно! – тётенька метнулась к столу, заваленному всевозможными хлебами, и через миг вернулась с пакетом в руках. – Держите! Вы же напишете, что наш хлебзаводик – самый лучший в городе?

– Именно так и напишем. Хлебзаводик.

– Ждем с нетерпеньицем материальчик. Хорошего вам денёчка. До свиданьица!

И упорхнула. Георгий заглянул в пакет. Десяток свежих булок пахнули в лицо корицей. Отлично. Будет, чем сирот угостить…

Евгения Михайловна, высокая женщина с гордой сединой, встретила его радушно. Но по мере того, как журналист говорил, становилась всё мрачнее. Углублялась складочка на лбу, таял блеск в глазах.

– Понятно, – наконец сказала она.

Встала, отвернулась к окну.

Разговор окончен, стало быть. И неважно, как сам журналист болеет душой и за статью, и за сирот, и за страну, в которой эти сироты оказались если не на последнем месте, то где-то около. Для директора детдома – он чужак, обманщик, как и все остальные.

И вдруг – что-то изменилось. Женщина у окна приподняла голову, расправила плечи, прислушалась к чему-то…

* * *

– Эй, Жоржик! Жорж, где тебя носит? – под недоумённые взгляды таракана-патриота Грегори метался по квартире, заглядывал во все кладовки, под кровать, под стол, за батарею и даже в вазу. После чего внимательно исследовал сложную конструкцию из цветов, свисавших с люстры до пола, но и там не обнаружил романтика.

– В дружественных сознаниях он бродит. Новые разновидности флоры разыскивает, – объяснил Гоша.

– А чтоб его…

– Не скажи. К счастью, он там же где-то и свои букеты оставляет на хранение, иначе – представляешь, во что бы квартира превратилась?

Грегори попытался представить, но в это время пропажа материализовалась на пороге.

– О! – Грегори бросился к Жоржику. – Хватай цветы и дуй за мной!

– Куда? – таракан моргнул на Грегори.

– Владетеля выручать! Вы же, молодёжь, нигде сами не справитесь. Бегом, пошли.

– Цветов-то каких брать?

– Самых лучших! К Даме идём.

Дама, что встретила их на пороге строгой черно-белой комнаты, напомнила Грегори знакомую из прошлой жизни – Леди Т, если бы та постарела и выцвела. Именовала себя хозяйка Мадам Эжени, гостей встретила сухо, но когда Жоржик вручил ей букет из роз, лилий, орхидей и дивной серебристой травы, при этом раскланялся, да уместный комплимент ввернул, слегка смягчилась и разрешила войти.

– Зачем пришли? – спросила надменно. – Мало того, что ваш прохвост мою владетельницу расстроил, так еще и вы… пожаловали. И – это что? У меня не курят!

– Не прохвост он! – Грегори быстро спрятал трубку. – Он очень добрый юноша. Детей любит, да что я вам рассказываю – покажу лучше.

* * *

Евгения Михайловна, женщина бездетная и в тоже время – мать многих детей. Много лет назад, в суровые девяностые, отчаявшись родить ребенка, она решила посвятить себя сиротам. Открыла на базе больницы родного городка группу социальной защиты для брошенных деток, со временем группа разрослась, Евгения Михайловна добилась для воспитанников отдельного помещения и статуса детского дома. В родном горсовете пороги оббивала и в столицу ездила, пока все бумаги не утрясла. Тогда о ней статьи писали, чуть ли не героиней объявляли, а теперь с каждым годом усиливается ощущение ненужности – нет, детям, разумеется, она нужна, но сами дети?.. Сейчас зима, батареи в приюте еле теплые, малютки часто простуживаются, а на лекарства денег не хватает, их вообще ни на что не хватает. Волонтёры стараются, но всё равно остаётся много не заткнутых дыр. Дети – будущее страны. Но если государство вытирает о своё же будущее ноги, каким оно станет?

А те, кто могут реально помочь, только и делают, что пиарятся за счёт чужой беды да статейки лживые пишут. Женщина поморщилась. Этот журналюга ещё здесь? Выставить. Пусть убирается. И вдруг слегка закружилась голова и будто наяву встала картинка перед глазами: молодой журналист перед чопорной начальницей, спорит, доказывает, выходит прочь сам не свой, отчаянно борется с желанием закурить, а потом – разбить клавиатуру.

Евгения Михайловна мотнула головой. Привидится же. Или нет? Может зря она? Парнишка молодой, подневольный, но видно же – добрый, чистосердечный.

– Ладно, Гоша, – повернулась она к гостю. – Я понимаю, вы не виноваты. Иначе не пришли бы ко мне.

– Я… Послушайте, если я могу чем-нибудь помочь… Зарабатываю я немного, но… О! У меня же булки есть. Свежие. С презентации.

– Хотите сами отдать их детям?

* * *

– Это у тебя что – трубка? Счастье моё, с каких пор ты куришь?

– Да вот, захотелось. Сам не знаю… Но это же не сигареты пошлые, это – трубка!

– Понятно, – девушка тихо засмеялась, – такому романтику, как ты, сигареты не комильфо!