У каждого своя цена

Я сфокусировала взгляд на большой кожаной сумке, висящей на локте у дамы, заказавшей кофе. Расплачиваясь, она поставила сумку на прилавок, покопавшись в ней, достала кошелек и вновь надела сумку на согнутую руку. Элайза громко вздохнула. По мне, сумка как сумка, чуть побольше остальных.

— Боже ты мой, я сейчас в обморок упаду, как она прекрасна! «Биркин» из крокодиловой кожи. Такую найти труднее всего.

— Что-что? — Я решила прикинуться, будто знаю, о чем речь, но первый рабочий день вытянул из меня все соки и притворяться долго сил не хватило.

Элайза уставилась на меня, словно только сейчас вспомнила о моем присутствии:

— Ты правда не знаешь, что это? Я помотала головой.

Она глубоко вздохнула, отпила кофе для подкрепления сил и положила ладонь на мое предплечье, словно говоря: «Теперь слушай внимательно, ибо я скажу тебе все, что нужно знать».

— Ты слышала о «Гермес»?

Я кивнула, и тень облегчения пробежала по лицу Элайзы:

— Да, конечно. Мой дядя носит только их галстуки.

— Так вот, гораздо важнее их галстуков — сумки от «Гермес». Первым фантастическим хитом «Гермес» стали сумки «Келли», названные в честь Грейс Келли, когда та начала их носить. Но по-настоящему большая и в тысячу раз более престижная сумка — это их «Биркин».

Элайза выжидающе смотрела на меня, и я пробормотала:

— Очень красивая сумка. Прелестно выглядит. Элайза вздохнула:

— Да, этого не отнять. Вот эта, наверное, стоит двадцать «косых». И вполне заслуженно.

Я поперхнулась кофе:

— Так дорого? Шутишь! Не может быть! За дамскую сумку?!

— Это не просто дамская сумка, Бетт, это стиль жизни. Я бы немедленно заплатила все до цента, если бы смогла достать такую.

— Не могу представить, что люди стоят в очередь, лишь бы столько выложить за сумку.

В свою защиту могу лишь сказать, что в тот момент это казалось чрезвычайно логичным. Я не могла знать, какую глупость ляпнула, но, к счастью, Элайза меня немедленно просветила:

— Господи, Бетт, ты и вправду не догоняешь. Не знала, что на планете остался кто-нибудь, кто хотя бы не записался в очередь на «Биркин». Сделай это немедленно, и, может быть, однажды ты сможешь подарить ее своей дочери.

— Моей дочери? Сумку за двадцать тысяч?! Смеешься или шутишь?

Элайза, видимо, вконец сраженная тщетностью усилий, застонала, словно от сильной боли:

— Нет, нет, нет, ты не просекаешь. Это не просто сумка, это стиль жизни. Декларация личности. Свидетельство о положении в обществе. Это то, ради чего стоит жить!

Я засмеялась — так это было мелодраматично. Элайза резко выпрямилась:

— У меня была подруга, впавшая в жуткую депрессию после смерти горячо любимой бабушки, да еще бойфренд ее бросил после трех лет совместной жизни. Подруга перестала есть, спать, не могла заставить себя подняться с постели. Ее уволили, потому что она перестала ходить на работу. Под глазами у нее появились огромные мешки. Подруга отказалась от общения с внешним миром, не отвечала на телефонные звонки, а когда я, наконец, попала к ней домой, спустя несколько месяцев, по секрету призналась, что подумывала о самоубийстве.

— Какой ужас, — пробормотала я, пытаясь успевать за резко меняющейся темой разговора.

— Да, ужасно. И знаешь, что вернуло ее к жизни? По дороге к ней я заехала в магазин «Гермес», спросила о новостях, и знаешь что? Я смогла сказать подруге, что от собственной «Биркин» ее отделяют каких-то восемнадцать месяцев. Можешь в это поверить? Восемнадцать месяцев!

— И что она?

— А как ты думаешь? Пришла в восторг. Последний раз, когда она отмечалась, ей оставалось ждать пять лет, но в «Гермес» обучили новую команду мастеров, и благодаря этому ее очередь подойдет через полтора года. В ту же минуту подруга побежала в душ и согласилась пойти со мной на ленч. Это было шесть месяцев назад. Она вернулась на работу и нашла нового дружка. Разве непонятно? «Биркин» дала ей стимул жить! Невозможно покончить с собой, когда ты так близко от… Это просто не тот случай.

Настала моя очередь пристально рассматривать Элайзу, чтобы понять, разыгрывают меня или нет. Оказалось, нет. Рассказывая историю, Элайза сияла, словно сумка и ее вернула к нормальной жизни. Я поблагодарила за просвещение насчет сущности «Биркин» и задумалась, во что я ввязалась, — видимо, аукнулась работа в инвестиционном отделе банка. Мне и, правда, предстояло многому научиться.

7

Было полвосьмого вечера, четвертый день моей работы на «Келли и компанию» в качестве пати-планнера 63.

Когда я возвращалась домой, на газетном лотке возле дома оставался единственный экземпляр «Нью-Йорк дейли ньюс», и я невольно задалась вопросом, кто, черт побери, раскупает такую муру. Читая «Волю народа»64 с тех пор, как научилась грамоте, я никогда не подписывалась ни на одну из газет. Конечно, я ни разу не намекнула дяде, что колонка, много лет остававшаяся прекрасным, презирающим условности обзором модных заведений, бомонда и светских событий в Нью-Йорке, давно заросла, как бурьяном, своенравной проконсервативной демагогией по поводу каждой «социальной трагедии», обрушившейся на любимый Уиллом город, однако молчать становилось все труднее.