У каждого своя цена

— Ну, первая и главная причина — это, конечно, деньги. Можно вполне прилично жить на жалованье охранника и бармена, а у меня сейчас сразу несколько таких подработок. Вполне терпимо — можно в клубы не ходить и деньги не тратить. Все считают, что открыть ресторан в Нью-Йорке — самое милое дело. Мне говорили, очень важно хорошо разбираться в модной тусовке, знать, кто с кем спит, и кто действительно имеет вес, а кто просто строит из себя… Нравится мне или нет, но я не вхож в этот круг, и работа — прекрасный способ наблюдать за тусовщиками в естественной среде их обитания… — Сэмми вдруг зажал рот ладонью и уставился на меня: — Ох, не следовало мне все это говорить. Я не хотел оскорбить вас и ваших друзей, я…

Любовь. Всепоглощающая, необоримая любовь. Я едва могла удержаться, чтобы не поцеловать его в губы, — он выглядел таким испуганным… Впечатление портило то, что Сэмми счел светское общество моим излюбленным крутом общения, полагая, будто я сознательно подцепила кавалера, способного выложить за комплект постельного белья больше, чем мои родители за автомобиль.

— Не говорите больше ничего…

Я инстинктивно потянулась ласково погладить его по щеке, но в последний момент заволновалась, и пальцы лишь неловко дернулись. У героини хорошего романа достало бы хладнокровия закончить движение, а у меня, как видите, нет.

— У вас потрясающая работа. Подумать только, что вам удается увидеть каждый вечер. Наверное, бывают и забавные происшествия?

Это оказалось все, что ему нужно:

— Боже, да просто невероятные! Все эти люди… Им некуда девать деньги, у них прорва свободного времени, а единственной заботой, похоже, является ежевечернее нытье, чтобы я пропустил их в тот или иной клуб.

— Однако это довольно лестно, вы не находите? Люди из кожи вон лезут, лишь бы вам понравиться.

— О, перестаньте, Бетт, мы оба знаем, что это не так. Они лижут мне задницу, пока я стою в дверях, а вовсе не потому, что знают обо мне или я им нравлюсь. У такого уважения очень короткий срок годности — несколько секунд, начиная с прибытия клиентов до момента, когда они проходят в клуб. Они для меня и плевка пожалеют, не увидев рядом со мной бархатную веревку. — На его лице вновь появилось встревоженное выражение. Когда Сэмми хмурился, у него на лбу появлялись морщинки, отчего он становился еще очаровательнее. Собеседник испустил тяжелый вздох, и я ощутила странное желание крепко его обнять. — У меня слишком длинный язык. Пожалуйста, забудьте, что я наговорил: я не принимаю работу близко к сердцу, не стоило делать из этого проблему. Это лишь способ хорошо заработать, и я готов мириться с чем хотите, если это приблизит меня к открытию собственного ресторана.

Я мечтала, чтобы Сэмми говорил что угодно о ком угодно, лишь бы смотреть на его прекрасное лицо, наблюдать за движениями рта, жестами, но он замолчал. Я открыла рот сказать, что отлично его понимаю и никогда еще не смотрела на ситуацию с этой точки зрения, но Сэмми мягко прервал мои излияния:

— Полагаю, вас просто легко убедить. — И улыбнулся так нежно, что мне пришлось вспоминать, что это такое — дышать. — Я буду очень признателен, если вы не упомянете ничего из нашего разговора в беседе с коллегами. Мне легче выполнять мои обязанности без посторонней помощи.

Я понимала его как нельзя лучше. Без постороннего вмешательства, когда никто не знает твоих целей, соображая, к какой категории тебя отнести: «стоит дружить» или «спокойнее не узнавать», — и, не пытаясь извлечь выгоду из своей осведомленности, медленно, но верно подтачивая твою уверенность в себе, ибо от этого у людей улучшается настроение. Дядя Уилл часто острит: «Нельзя заполучить — значит, нужно опорочить», — но народец, о котором говорит Сэмми, искренне считает крылатую фразу руководством к действию. Я отлично поняла собеседника.

— Конечно, ни в коем случае. Я вас понимаю. По-моему, вы отлично справляетесь, — выдала я после полудюжины мысленных попыток.

Опять ослепительная улыбка. Ах!.. Я уже подумывала, что еще сказать, чтобы вызвать новую улыбку, но один из нас, наконец, вспомнил, что мы встретились по делу.

Сэмми сразу стал сильным, уверенным в себе, всякая ранимость-уязвимость исчезла, когда он произнес:

— Сейчас возьму кофе, и поговорим о празднике. Вам что-нибудь принести?

Я покачала головой, указывая на свою чашку кофе.

— Может, большую чашку очень горячего ванильного кофе, без сахара, но с обезжиренным молоком?

Смеясь, я снова покачала головой.

— Что? Вы думаете, я шучу? Я заказываю этот чертов напиток каждый раз, когда прихожу сюда.

— Шутите.