- Ты гляди! — засмеялась Зинаида. — Пьяный, а стесняется! Значит, не такой пьяный!
- На! — Люба бросила Робке полотенце. Он выбрался из ванны, обернул бедра полотенцем. Его трясло от холода.
- Вы не с Борькой пили? — спросила Люба.
- Н-не-е... М-мы в школе пили... на ч-чердаке, — ответил Робка и тоже зашлепал босыми ногами в коридор.
- Вот паразиты! — ударила себя по бедрам Зинаида. — Люди в школе учатся, а они водку пьют!
Два дня Робка провалялся на диване. В таком же положении пробыл и Богдан, безропотно выслушивавший ругань матери и насмешки отца. К Робке зашел Степан Егорыч, весело спросил, как он себя чувствует, и посоветовал пить побольше кефира. А Богдана навестил Сергей Андреевич и посоветовал пить то же самое.
Под вечер второго дня Робка почувствовал себя лучше и поднялся с дивана, вышел на кухню попить воды. Люба строго сказала сыну, что, если он сегодня и завтра попробует высунуть нос на улицу, она ему этот самый нос оторвет.
На кухне Егор Петрович, Игорь Васильевич, Зинаида, Нина Аркадьевна и Степан Егорыч играли на деньги в лото. Ставки были мизерными, но все относились к игре очень серьезно. Перед каждым лежали карточки, расчерченные на клетки с номерами. Зинаида вытаскивала из полотняного мешка деревянные «бочонки» с цифрами и громко выкрикивала, хотя можно было сообщать цифры и потише, потому что все сидели за столом близко друг от друга.
- Барабанные палочки! — возвещала Зинаида, что означало цифру одиннадцать.
- Есть барабанные палочки, — удовлетворенно хмыкал Егор Петрович.
- Тридцать три — переносицу потри!
- Есть тридцать три... — отзывался Степан Егорыч.
- Пятьдесят пять — повезет вам всем опять! — выкрикивала Зинаида.
Робка послушал игру, ему стало скучно, и он ушел обратно в комнату спать. Заснул он быстро, около часу ночи проснулся от непонятного шума в коридоре. Посмотрел по сторонам и увидел, что Люба и Федор Иваныч тоже не спят, ширма отодвинута и они полураздетые сидят на кровати, напряженно слушают.
- Что там? — спросил Робка и тоже свесил ноги с дивана.
- Тс-c... — Федор Иваныч расширившимися глазами посмотрел на Робку и приложил палец к губам. — За Сергеем Андреевичем пришли.
- Кто пришел? — не понял Робка и встал с дивана.
- Органы пришли... — прошептал Федор Иваныч и, видя, что Робка хочет выглянуть в коридор, добавил: — Сиди, не суйся... Не велели…
- Какие органы? — опять не понял Робка.
- Из МТБ за ним пришли, — сказала Люба. — Обыск делают…
- А чего они у него ищут-то? — не понимал Робка.
- Черта с рогами, — зло сказала Люба. — Арестовывать его пришли. Потому и обыск делают.
Степан Егорыч и Егор Петрович были понятыми, стояли в дверях и молча смотрели, как пожилой человек в очках, в сером поношенном пиджаке, при галстуке, с седоватыми жидкими волосами, гладко зачесанными назад, перебирал в платяном шкафу вещи — рубашки, юбки, майки и трусы, потом перешел к трюмо и стал неторопливо, сосредоточенно рыться там, выбрасывая вещи прямо на пол. Потом он перешел к книжным полкам и стал одну за другой снимать с полок книги, просматривал их, тряс за корешки и тоже бросал на пол. Люся, парализованная страхом, стояла у окна в коротком халатике, с растрепанными волосами. Рядом с ней в пиджаке, одетом прямо на майку, стоял Сергей Андреевич и сосредоточенно смотрел перед собой, на лице его не было ни страха, ни униженности, ни вызова. Просто стоял человек и смотрел в одну точку, ни на что не реагируя.
У дверей, только внутри комнаты, стояли двое солдат в шинелях и с винтовками, а также старший лейтенант, тоже в шинели, с пистолетной кобурой на поясе.
И еще был участковый Гераскин — он сидел на стуле, то и дело покашливал и оглаживал усы, выражение лица у него было напуганным и каким-то виноватым. А виноватым оно было потому, что старший лейтенант сказал ему, когда они вошли в квартиру:
- Ты что же, брат, а? Участковый называется.
Не знал, что у тебя на участке враги народа завелись? Нехорошо. А еще фронтовик, мать твою…
Вот теперь он сидел и больше думал о том, что бу дет с ним, а не с участковым врачом. Со службы погонят как пить дать. А что он без службы? Что умеет делать? На пенсию не проживешь, да и годами он до пенсии не вышел, и стажа службы не хватает. Грузчиком в магазин идти и вохровцем в какую-нибудь заводскую охрану. Туда могут и не взять. Значит, грузчиком остается... чернорабочим на стройку. А здоровье ведь не то, не потянет он чернорабочим — три ранения как-никак. Вот такие непутевые и трусливые мысли проносились в его голове.
Игорь Васильевич тоже не спал, сидел рядом с Ниной Аркадьевной, прислушивался к шумам в коридоре и в соседней комнате, потом вдруг решительно встал с кровати, достал из буфета початую бутылку коньяку, налил в рюмку и решительно выпил, затем сказал:
- Писал свой роман, писал, вот и дописался…
Нина Аркадьевна молча наблюдала за ним, и смутные подозрения рождались в ее мозгу…