У каждого своя война

- А что, пошли посмотрим? — спросил Богдан Робку, тем самым еще раз подчеркивая, что он в компании главный и от его согласия зависит, пойдут они или не пойдут.

- Ну пошли, — поднялся Робка. — Все равно делать нечего, а домой неохота…

Они шли переулком, когда из-за поворота выехала желтоватая, заляпанная грязью цистерна.

- Патока, Робка! — У Богдана округлились глаза. — Рванем?

В таких цистернах в те времена возили на кондитерскую фабрику «Красный Октябрь» патоку. Сзади был кран, который запирался всего лишь куском проволоки, зажатой свинцовой пломбой. Сорвать эту проволоку ничего не стоило. После поворота цистерна резко сбавляла ход, ползла, переваливаясь на колдобинах и разбрызгивая во все стороны волны грязной воды. Робка первым догнал цистерну, ухватился за кран, затем подпрыгнул и ловко уселся на него верхом. Сорвал проволоку, отвинтил кран и подставил под него свою кепку. Тягучая коричневая жидкость медленно полилась, плавно наполняя кепку. Богдан бежал рядом, и, когда кепка Робки наполнилась, он забрал ее и сунул Робке свою кепку.

А Костя остался на месте, растерянно глядя на друзей, на лице у него было брезгливо-растерянное выражение. Это нахальное, бессовестное, с его точки зрения, воровство вызвало у Кости приступ отвращения.

Подошли Робка и Богдан. Они уже успели попить патоки из кепок, и физиономии у них были перемазаны липкой коричневой жидкостью. Они были довольны, смеялись, Богдан говорил, что в другой раз надо бы бидон прихватить — тогда можно будет с хлебом есть хоть несколько дней и сытый будешь. Робка протянул Косте свою кепку, еще наполовину полную патокой:

- Попробуй, Костя, лафа!

- Не хочу... — нахмурился Костя и отвернулся.

- Чего это? — удивился Робка, но уже начал догадываться о причине такого ответа.

- Че ты ему даешь? — сказал Богдан. — Он дома такую вкуснятину жрет, что ему плевать на какую-то патоку!

- Пусть попробует пролетарской патоки! — и Робка уже настойчиво поднес к лицу Кости кепку. — Пей, не брезгуй! Кепка чистая.

- Не буду, — резко ответил Костя.

- Почему?

- Потому что ворованное.

Наступила долгая пауза. Робка смотрел в глаза Косте, и бешенство медленной волной поднималось в нем, желваки напряглись под скулами. Он держал кепку за козырек, под тяжестью она накренилась, и патока тонкой струйкой лилась на землю. Вдруг Робка с силой хлестнул Костю по лицу. Патока залила Косте глаза, он отшатнулся, пытаясь руками стереть липкую жидкость с глаз, со щек, но Робка хлестнул его еще раз, еще, заорал в бешенстве:

- Чистоплюй, тварь, сука! Ты ворованное не жрешь! Тебе мамочка на тарелочке с голубой каемочкой подает!

- Кончай, Роба, кончай... — Богдан обхватил

Робку, оттащил в сторону.

- И не ходи тогда с нами, понял?! Мы тебе не пара! Морда буржуйская! — снова закричал Робка.

Костя молча достал носовой платок и стал медленно очищать патоку с лица. Богдану показалось, что он плачет.

- Пошли, Роба, ну его к богу в рай! Он еще папашке своему нажалуется — схлопочем на свою шею... — Богдан потащил Робку прочь.

Они уже шли к своему дому, не говоря ни слова, пока Богдан не спросил:

- А кто отец у Кота?

- А хрен его знает... — Робка сплюнул. — Конструктор какой-то. Важная шишка, в «ЗИМе» с охранником ездит…

- Н-да-а, повезло ему... — вздохнул Богдан. — Не то что у меня... Как запьет, так хоть из дому беги... Мать плачет всю дорогу…

- Да я слышал... — отозвался Робка. — У тебя хоть когда не пьет, так мужик веселый, душевный, а мой... — Робка опять презрительно сплюнул. — Посмотришь на него, и с души воротит... И как мать за него вышла, до сих пор не пойму... Слушай, Богдан, а тебе кто-нибудь из девок во дворе нравится?

- Не-а…

- Ну а вообще... в переулке?

- Не-а... — беззаботно отвечал Богдан.

- Так-таки и никто? — не верил Робка.

- Не-а... А тебе?

- Тоже никто... — Робка сокрушенно вздохнул, и вдруг дружки разом расхохотались, толкая друг друга плечами.

Степан Егорович, боевой старшина, кавалер двух орденов Славы, работал кладовщиком на базе стройматериалов, жил бобылем и время от времени запивал горькую. В таких случаях он пил один и никого в свою комнату не пускал. Когда он допивался до состояния умственного и душевного столбняка, то сбрасывал со стола пустые бутылки, расстилал карту Европы и европейской части Советского Союза. Такие карты продавались в магазине «Воениздат» на Кузнецком Мосту.

Красными стрелами, большими и маленькими, на них было отмечено победоносное движение Советской армии от Москвы до Берлина.

Степан Егорович хватал карандаш и надолго задумывался, стоя над картой.

- Не-ет, братцы вы мои, не туда надо было наступать... левее надо было брать, в обход Познани! — и Степан Егорович решительно зачеркивал одну из красных стрел и чертил свою. Руки у него при этом подрагивали от волнения, и он командовал с металлом в голосе, невольно подражая голосу Левитана, зачитывающего сводки Совинформбюро: — Шестнадцатый танковый корпус атакует группировку противника с правого фланга, вклинивается в оборону противника…