- А рожу кто тебе разукрасил?
- Да там... подрался... с одними... — Робка подумал, как бы лучше сказать, нашелся и добавил: — С хулиганами.
- Ах с хулиганами? — Вениамин Павлович даже обрадовался. — Ты сам-то кто есть?
- Я? Думаете, я тоже... хулиган?
- Ты? Ну что ты! — рассмеялся Вениамин Павлович. — Как я могу такое про тебя подумать? Ты, судя по всему, благородный комсомолец! Будущий математик! Победитель городской олимпиады! Человек, с которого надо сверстникам пример брать!
- Издеваетесь, да? — тихо спросил Робка и потрогал болевшую рану на виске.
- А ты сам-то что про себя думаешь, шпана замоскворецкая? — перегнувшись через стол, перестав смеяться, серьезно спросил Вениамин Павлович. — Обижаешься, когда шпаной называют?
- Кто есть, тот и есть... — Робка опустил голову.
- Ишь ты, какая покорность! — усмехнулся историк. — Какое ангельское смирение... А ведь все врешь, брат, себе врешь и другим…
- Нет, я не вру…
- Кому?
- Матери никогда не вру, — твердо ответил Робка и подумал, что это правда — может быть, не всегда правду говорил, но не врал — это точно.
- И что же ты сегодня матери скажешь? Когда она спросит, кто тебе рожу начистил и почему от тебя водкой пахнет? — поинтересовался Вениамин Павлович. — Какую такую правду наплетешь? Ты пей чай, пей. Водку не могу предложить — ее у меня нету.
- Ну зачем вы так? — Робка посмотрел на историка несчастными глазами. — Разве я просил у вас водку?
- Этого еще не хватало! Чтобы ученик у учителя выпить просил! Книжку-то прочитал? И что ты в ней понял? Ну хоть в двух словах расскажи? Жутко интересно. Что ты в ней понял?
- Я понял, как нужно в люди выбиваться…
- Старая наша песня. И как же нужно? Хоть мне расскажи, я тоже попробую последовать твоему примеру. — Вениамин Павлович смотрел опять весело и вроде бы доброжелательно.
- Вот на что нужно надеяться... — Робка положил на стол кулаки и уже прямо в глаза посмотрел историку. — Только на них. Нужно уметь драться и никому не верить. Ни-ко-му.
- Хорошая мысль! — Вениамин Павлович побарабанил пальцами по столу. — Хорошая и, главное, оригинальная. Значит, никому? И тогда выбьешься в люди?
- Да, только тогда. Как Мартин Иден.
- Н-да-а, брат, мне жаль тебя, Роберт, — Вениамин Павлович опять забарабанил пальцами по столу, поднялся, заходил по тесной каморке, — жаль, что ты ни черта в этой книге не понял.
- То, что мне нужно, я понял, — так же твердо ответил Робка.
- Вот именно, то, что тебе нужно! — уже горячо воскликнул Вениамин Павлович. — Никому не верить — это значит остаться одному! Совсем одному! Не страшно будет?
- Нет.
- А книжка ведь о другом, Роберт. О том, как нужно бороться за жизнь! Как нужно уметь защищать свою веру в жизнь! В справедливость! В дружбу!
- Справедливости нет, Вениамин Павлович.
И дружбы тоже нет. Когда-нибудь один друг предает другого.
- Где ты всего этого нахватался, сукин ты сын! — изумленно протянул Вениамин Павлович.
- Сами же сказали — я шпана замоскворецкая.
Кто верит в дружбу — всегда остается в дураках. А я в дураках оставаться не хочу.
- Ты, конечно, в дураках не останешься! А в предателях остаться не хочешь?
- Я еще никого не предавал.
- С твоей философией — станешь! Обязательно станешь! Как ты думаешь, твой сосед Степан Егорыч, про которого ты рассказывал, тоже никому не верил?
- Верил. Потому в дураках и остался. Без ноги, в каморке живет, никому не нужный.
- Так уж и никому? — опять спросил Вениамин Павлович.
Робка вспомнил о своей матери и промолчал.
- А мать, которая на тебя всю жизнь положила, ты ей нужен? — допытывался Вениамин Павлович. — А твоей бабушке ты нужен?
Робка молчал, стиснув зубы.
- Слушай, только честно, тебе в школе кто-нибудь из девчонок нравится?
- Нет, — не поднимая головы, ответил Робка и подумал о Милке.
- А эта девушка... из-за которой ты тогда дрался? Она тебе нравится? — привязался с вопросами историк, и было видно, что просто так он не отстанет.
- Ну нравится... Она... с другим ходит, — с трудом цедя слова, ответил Робка.
- Ах вот оно что... — Вениамин Павлович вздохнул облегченно и заулыбался даже. — Черт, как же я раньше об этом не подумал... В таком деле советчики только навредить могут. Извини, Роберт, пристал к тебе как банный лист. Одно только скажу — если из ста случаев тебя девяносто девять раз обманут и только один раз вера твоя окажется права, нужно верить!
- Для чего? Чтобы тебя девяносто девять раз обманули?
- Для души, Роберт... Ты потолкуй об этом со Степаном Егорычем. И дуй домой, поздно уже. — Вениамин Павлович посмотрел на часы. — Ав школу, значит, совсем больше не придешь?
- Приду. Еще книжку какую-нибудь не дадите, Вениамин Палыч?
- Как «Мартина Идена» принесешь, тогда дам.
А пока вон школьной библиотекой пользуйся.
- Там мне тоже не дают, — усмехнулся Робка.
- Чего так? Тоже что-нибудь свистнул?
- Нет. Для профилактики…