У каждого своя война

Ярость прошла, и сейчас я считал, что их провинность не соответствует столь суровому наказанию, но они нарушили мой приказ, а значит, тем самым, покушались на мою власть. На власть человека, которого они должны уважать и бояться. Бояться и уважать! Только так и никак иначе!

– Заткните ему глотку! Надоел! – зло буркнул я.

В следующую секунду Игнацио выверенным ударом рукоятки кинжала оглушил истошно кричащего солдата. Вопль прервался, а сам крикун сначала ткнулся лицом в траву, а потом завалился набок. Второй лучник учел момент, когда внимание сосредоточится на неподвижном теле. Рывком, вскочив на ноги, он бросился бежать, но не успел преодолеть и двадцати ярдов, как ему под левую лопатку вошел кинжал. Он еще сделал по инерции два шага, потом ноги лучника словно запнулись за невидимую преграду, и он со всего размаха рухнул лицом в траву, широко раскинув руки. Тело дернулось в предсмертной конвульсии, после чего замерло. «Достойная смерть, – подумал я, а вслух сказал. – Молодец, Игнацио.

Тот почтительно наклонил голову, принимая благодарность своего господина, после чего пошел к трупу, чтобы забрать кинжал.

К этому времени вернулся Джеффри. Кеннет, с бледным, застывшим, словно маска, лицом, смотрел на моего телохранителя, не отрывая взгляда.

– Ну что?

– Все лучники в оцеплении, господин.

– Кеннет, можешь, идти.

В течение следующего часа я получал доклады от старших дозоров и командиров групп разведчиков и отрядов, занимающихся поиском, смотрел, как сгоняют пленных, приводят пойманных беглецов. Дождавшись рапорта от последней дозорной группы, я собрал своих офицеров.

– Историю с мародерами каждый из вас знает. Кеннет, это урок для тебя! – тот опустил голову. – Запомните и передайте солдатам: за невыполнение моего приказа – смерть! Я избегал подобных наказаний, но теперь все! Хватит! А теперь, идите, собирайте солдат!

Бросил быстрый взгляд сначала на дерево, где, переброшенная через крепкий сук, висела петля, затем на начавших собираться солдат. Как они отреагируют на казнь своего собрата по оружию? Они шептались, обсуждали в полголоса, бросали на меня взгляды, а когда замечали, что смотрю в их сторону, отводили глаза, но не в глазах, ни в жестах не было явного возмущения. Я не боялся вспышек гнева, так как был уверен в себе и правильности своих действий, не говоря уже о том, что, являясь капитаном отряда, был в полном праве казнить или даже пытать своих солдат. Мне, в какой-то степени, даже хотелось, чтобы подобное случилось, так как уже успел убедиться на своем опыте, что подобные проявления непокорности надо уничтожать в зародыше, иначе они пустят корни и тогда выкорчевать их будет намного труднее. Выждав еще несколько минут, я крикнул:

– Джон! Приступай!

Джон из Суссекса, латник Черного Дика, ставший штатным палачом отряда, медленно и вразвалку подошел к лежащему на траве лучнику, который к этому моменту уже пришел в себя. С помощью одного из своих добровольных помощников он поставил лучника на ноги, а затем толчками погнал его к дереву, где приговоренного ждала петля. Под петлей уже стояли грубые козлы и лавка, которая должна была изображать ступеньку на эшафот.

Пока подручные связывали руки за спиной осужденному на казнь лучнику, сам палач забрался на козлы и проверил, насколько крепко привязана веревка и хорошо ли затягивается петля. По его свирепому лицу и уверенным движениям было видно, что ему нравиться такая работа. Закончив приготовления, он сделал рукой приглашающий жест и сказал: – Давайте его сюда, парни!

Подручные помогли подняться смертнику на импровизированный эшафот, где палач накинул ему петлю на шею. Я тронул поводья, заставив сделать лошадь несколько шагов, остановив ее в десятке ярдов от места казни. Взглянул в лицо осужденному. Его взгляд, как и весь его вид, был жалким и помятым. На какую-то секунду в его глазах вспыхнула искорка надежды, но сразу погасла под моим жестким и непреклонным взглядом. Глядя прямо смертнику в глаза, я сказал:

– Ричард Дженкин, ты приговариваешься к смерти за то, что дважды нарушил приказ! Сначала своего командира, Уильяма Кеннета, затем мой личный приказ! – я оглядел собравшихся солдат. – Так будет с каждым, кто оспорит или ослушается моих приказов!

Я сделал паузу, но ответом стала полная тишина, и тогда я продолжил: – Твое последнее слово, Дженкин!

– Я… не знаю. Я не хотел! Оно само так получилось! Я молю… Пощады… – тут его голос прервался. – Господин! Милостью Божьей заклинаю!

Я отрицательно качнул головой и лучник замолчал. Некоторое время смотрел пустым взглядом в пространство, затем стал лихорадочно оглядываться по сторонам и, наконец, истерически закричал: – Где священник?!! Мне положен священник!! Я хочу исповедоваться!!