Сказано это было вполне серьезно, не шуточно. Что такое я…, в данном понимании, у мальчишек, я тогда уже хорошо знал, был наслышан от знакомых московских ребят-сверстников. От услышанного, меня точно кипятком вдобавок ошпарили. От деревенской улицы до двери дома Авдеевых /назову теперь так – дом бабы Любы и деда Евдокима/ меня отделял, ничем с улицы не огороженный, двор их. Во дворе гуляли куры да свинья; в хозяйстве у Авдеевых была и другая домашняя живность, но об этом позже. С визгом и, по возможности, со всех ног бросился я к спасительной двери.
Дома была только баба Люба, а моей бабушки почему-то не было. Понятно, после первоначальных вопросов мне и осмотра моей травмы, баба Люба оказала мне на дому самую простую медицинскую помощь: травма моя была почти совершенно не кровоточившая, не потребовавшая даже перевязки; для здоровья – тоже была не опасна. Ну и баба Люба ограничилась тем, что – под мой крик, как надо, помазала мою рану то ли йодом, то ли зелёнкой. Забегая вперёд, скажу: однако, когда я не без помощи мамы проходил врачей для поступления в школу, в первый класс, у меня было обнаружено неполноценное зрение одного глаза (теперь немного уточню: травма от злополучного куска рельса пришлась почти что по глазу, именно по тому, у которого было обнаружено неполноценное зрение), и мне прописали очки, и я носил их в школе, в первом классе, подряд несколько месяцев, – до полного исправления своего зрения. Надо добавить: во время вопросов мне, заданных бабой Любой, и ответов на них, я ей ещё пожаловался на деревенских подростков, в потрясении сказав в точности то, что они мне сказали…
Помнится, баба Люба вначале удивилась, но не тому, что сказали деревенские хулиганы, а тому, что я, находясь тогда уже совсем не в ясельном возрасте, вроде как схулиганил. Потом, видно, решив не обращать на это внимание, сказала мне улыбаясь, показывая при этом свою беззубость, отсутствие у себя зубов: «Да они шутят».
2) (Эпизод второй). Речка Исчезайка.
Близ деревни протекала речка – Исчезайка. Она была узкая, почти без движения – тока воды и очень мелкая, но в отдельных местах имела настоящие омуты или на местном, так сказать, «сказовском» языке – «бучи́ла». Однажды Николай, повторю, племянник моей бабушки, кстати, живший в доме родителей со своей молодой тогда женой, взял меня с собой на колхозную косьбу. Несколько мужчин – колхозников, в числе которых был и Николай, должны были косить траву около названной речки. Не быв знаком ещё тогда ни с речкой Исчезайкой, ни с косьбой, такой деревенской работой, я с удовольствием отправился с Николаем, с дядей Колей, как я его называл. Понаблюдав какое-то время за работой косарей, я затем пошёл знакомиться с речкой, протекавшей тут же, хорошо помню, в ложбине. Спустившись к ней, речке, и увидев, что она игрушечно-мелкая: в среднем, по икры моих тогдашних ног, я, сняв с себя только одни сандалии (детские, короткие, наподобие шорт, штаны на бретельках не мешали), зашёл в Исчезайку. Дно речки было песчаное, вода – чистая, прозрачная и, по-летнему, теплая. Кое-как разглядев в речке течение, я медленно двинулся по нему, с любопытством разглядывая дно речки Исчезайки. Под ногами, тут и там мне попадались, как я сейчас сказал бы, раковины речных мидий. Не однажды в жизни видя эти раковины /когда я в первый и, фактически, в последний раз был с детским садом летом загородом, то там, на природе, в какой-то речушке/ а может то был, говоря очень приблизительно, исток какой-нибудь известной реки /я и видел их, эти раковины/, я все равно стал поднимать их со дна и внимательно рассматривать. К слову сказать, то, что эти раковины были созданием каких-то живых организмов и являлись их домами, укрытиями, «крепостями», я это хорошо понимал, но сами «хозяева» оставались для меня невидимками.
В большинстве своем мне попадались опустевшие раковины, полностью раскрытые двумя своими створками, заманчиво блестевшие со дна своими внутренними перламутровыми покрытиями. Когда же я находил живые, темнозеленые раковины, напротив, полностью закрытые двумя своими створками, то пробовал принудительно раскрыть их. Створки оказывались очень сильно закрытыми, точно заклеенными каким-то очень крепким клеем. Не желая быть излишне настойчивым в попытке проникновения внутрь раковин, если «хозяева» последних «были наотрез против», я бросал раковины на дно и двигался искать следующие, – живые, более податливые или, например, полуоткрытые.