У каждого своё детство (сборник)

Дальше. К лету 1955-го года – в деревню Богачёво еще не было проведено электричество. Провели его – года через 4, примерно в 1959-ом году. Было ли оно в деревне до войны – не знаю. Впрочем, это не суть важно, потому как к теме – замыслу моего повествования никакого отношения не имеет. Ну и в доме прабабушки, в 1955-ом году, на стене, на гвозде, стационарно висела керосиновая лампа. Была еще одна, которая при необходимости ставилась вечером, в летних сумерках на стол. Надо заметить, летние сумерки, по сравнению с нынешними, были тогда, так сказать, ранние; даже в июне месяце при ясной погоде они начинались в 21 час 30 минут – 22 часа. Потому что переводом стрелок часов на «летнее» – «зимнее» время – власти тогда еще не занимались. Первоначально дом и земельный участок прабабушки были неделимы, – неделимы, опять, по словам моей мамы и бабушки, бабы Клавы, главных моих рассказчиков об их семейном прошлом, – неделимы в течение примерно 27-ми лет. Потом половина дома и участка были проданы; если, точнее, то дело это произошло после войны, в начале 50-ых годов. Прабабушка после войны осталась совсем одна в доме; бесспорно, это и послужило первопричиной продажи половины дома и участка. Ну а до войны под одной кровлей с прабабушкой жила бóльшая часть ее семьи: ее муж, прадед мой, и двое взрослых, так сказать, не замужне – не женатых детей – дочь и сын. Другие двое взрослых детей, напротив, состоявших в браке, жили отдельно от родителей, в Москве. Старшая дочь прабабушки и прадедушки, о которой я знаю очень мало, жила в Москве, на улице Богдана Хмельницкого /ныне улица Маросейка/, а женатый сын, дед мой, проживал в тогдашнем Сиротском переулке, в той самой комнате, которую я уже выше описал. Здесь необходимо сказать – для ясности: в 1938 году был арестован и репрессирован прабабушкин муж, прадед мой, бесследно исчезнувший после своего ареста; далее, примерно в это же время окончила жизнь самоубийством прабабушкина не замужняя дочь, не женатый сын прабабушки погиб на фронте, в Великую Отечественную; фактически в «похоронке», которую получила прабабушка, было сказано: «…пропал без вести».

Не нем, не безмолвен уходил прадедушка во время своего ареста из дома: «Знай! Я ни в чем не виновен». – Такими были последние его слова, которые он сказал на прощание своей жене, то есть моей прабабушке. И вряд ли слова эти в подобной ситуации являлись неправдой. Возраст у моего прадеда был тогда почтенный, пенсионный; было ему за 60 лет в 1938 году. И еще надо сказать – для ясности. До революции вся квартира в Сиротском переулке /комнату в которой занимал в Советское время мой дед с семьей/ принадлежала моему прадеду и прабабушке; хотя, может, эта квартира снималась – арендовалась последними у какого-то тогдашнего хозяина – домовладельца. И были мой прадед и прабабушка москвичами. Проживали они в данной квартире – вначале в восьмером, потом всемером; вначале в квартире проживали: моя прапрабабушка, мать моего прадеда, прадед, прабабушка, их дети – две дочери и трое сыновей. За несколько лет до революции один из сыновей прадеда и прабабушки, средний их сын, умер в отрочестве от скарлатины. И семья Галкина Ивана Ивановича /фамилия, имя и отчество моего прадеда была такая/, осиротев на одного члена семьи, стала жить в квартире всемером.

С приходом Советской власти, мой прадед с семьей стали жить крайне худо в жилищном плане. Из трех комнат квартиры, о которой идет речь здесь, Советская власть оставила ему и его семье – только одну. В двух других комнатах стали проживать соседи. Иными словами, отдельная квартира в дореволюционное время превратилась в Советское время – в коммунальную. Не знаю, сколько квадратных метров жилой площади приходилось вообще на каждого проживавшего тогда в этой квартире. Знаю, что на каждого члена семьи Галкина Ивана Ивановича, включая его самого, приходилось не более 2-х квадратных метров этой площади. Комната, та самая, в которой до 1958 года жил мой дед с семьей, первоначально, в первые годы Советской власти, была отдана для проживания моему прадеду и его семье; комната же, напомню, имела площадь 12–14 квадратных метров. Отсюда и результат/ 12 квадратных метров разделить на 7 человек, получится приблизительно 1,7 квадратных метра; 14 квадратных метров разделить на 7 человек, получится ровно 2 квадратных метра). Так и просится сказать здесь следующее: расхожая площадь выделяемого – покупаемого места на кладбище, в дальнейшем, для чёткости, обычно обносимое железной оградой, равна четырём квадратным метрам. В данном месте могут быть одновременно похоронены 2 мертвеца. Значит, на одного мертвеца выпадает площадь «вечного его покоя», равная также – двум квадратным метрам (4 квадратных метра – площадь такого места – разделить на 2 покойника).