У каждой лжи две правды

– А кем же был этот человек? – пан Пшемислав стоял около саркофага, заложив руки за спину и задумчиво рассматривая ряды иероглифов, картинки крылатых женщин и мужчин на колесницах, солнца с лучами-руками, людей с головами птиц, шакалов и львов.

Пани Амалия топнула ножкой.

– Вы испортите нам весь сюрприз!

– Ну, душечка, – профессор оторвался от своих бумаг, и словно только сейчас увидел, что зрителей в зале стало больше. Про жизнь мумии он тоже собирался рассказать. В подробностях и с деталями, которые так любят простые обыватели. Но куда же он спрятал листочки с записями? – Ведь ничего страшного не произойдёт, если пан Левандовский немножечко послушает…

– Конечно, нет, дорогой! – пани Амалия подошла к мужу, чуть наклонилась – она была выше его на целую голову, – поправила шейный платок и положила перед ним тонкую папку. – Ты забыл новую редакцию своей речи, милый. А ведь вчера всю ночь над ней работал! – то ли мужа пожурила, то ли приятному молодому человеку пожаловалась.

– О, прошу вас, не обращайте на меня внимания! – Пшемислав улыбнулся и бросил ничего не значащий взгляд на Янека. Тот уселся на свободное место и оперся о спинку стула. Если повезёт, то и получится подремать. – Я с радостью послушаю речь вашего мужа и второй и третий раз! Она столь живая, непосредственная. Я просто поражаюсь тому количеству деталей, который знает пан Хоментовский.

– Итак, – смущённо прокашлялся пан Йозеф Хоментовский. – По иероглифическим надписям на саркофаге можно сделать вывод, что это мумия человека из редкой касты жрецов-воинов. И звали его…

Янек Йержимановский прикрыл глаза. Главное, не захрапеть! В очередной раз…

Ну и дура!

Нет чтобы… Как тут принято? Смутиться или в обморок упасть? Обморок вообще универсальный выход из любой щекотливой ситуации.

Зато женихом обзавелась! Будто других проблем мало…

Стефания сидела на скамейке и смотрела на чёрную гладь озера.

Долго.

И никто не нарушал её одиночество. Только клёкот какой-то птицы и жужжание жучка, вьющегося около круглого фонаря.

От воды тянуло сыростью. Было неуютно, но уходить не хотелось.

Холодно.

Зато мозги на место встали!

Тишина. Ей так не хватало спокойствия и уверенности…

Здесь и сейчас, на деревянной скамейке, замерзая в тонком платье, проблем не существовало.

Они появились позже. Дворецкий и какой-то незнакомый юноша в серой форме полицейского.

– Пани Заремская? – от чувства собственной важности он говорил громко.

Ощущение умиротворения разбилось как стекло.

– Да, – Стефа вздохнула.

Исчезла иллюзия спокойствия, с трудом обретённая ценой нескольких часов плача, диалогов с собой, поисков несуществующих выходов из очередного тупика и просто медитации на ровную, глубокую и безразличную водную гладь. Даже магия странно притихла и не рвалась яркими всполохами с рук.

Слова были чужими, лишними. Кому она могла понадобиться? Зачем?

– Чем могу быть полезна?

– Вас хочет срочно видеть пан сыскной воевода. Прошу следовать за мной.

– Что случилось?

Полицейский не ответил, но дворецкому отказала его профессиональная выдержка. Он плюхнулся на скамейку рядом с девушкой, уткнулся лицом в ладони и сквозь рыдания выдавил:

– Убили нашу матушку… Кормилицу нашу! Благодетельницу! Как жеж мы без неё, родненькой!

– Кого? – охнула девушка.

Убийство? Здесь?

Здесь же… так тихо!

– Пани Альжбету, – процедил недовольный паренёк и, довольно грубо схватив девушку за руку, потащил её по тропинкам в сторону дома. – А ты пока наслаждайся свободой. Утро в камере встречать будешь! Душегубка проклятая!

Он добавил пару выражений похлеще, но Стефе было не до того.

В Гдыньске никогда не случается ничего ужасного. Здесь подают на завтрак кофе, выпекают ватрушки, здороваются с соседями, заходят на чай по вечерам. В палисадниках почти круглый год цветут цветы, осень расцвечена багрянцем клёнов, а зимы мягкие. Даже шторма обходят бухту стороной. Полицейский на площади всегда мил и вежлив. Кучера сонливы и ленивы. Пани говорят неспешно, а паненки беспечно улыбаются.

Здесь не страшно гулять по темноте. Здесь не встречались нищие-попрошайки и карманники, даже в курортный сезон. Как тут могли кого-то убить?

– На кого ж ты нас покинула, матушка!? – выл у озера старик. – Кто ж о нас да позаботится? У кого ж рука да на тебя беззащитную поднялась-то?

Рыдания становились всё безутешнее и тише. Ему вторил голос какой-то собачонки, ищущей луну в новолуние. Стены из вечнозелёного самшита, петлями сворачивающиеся в лабиринт, умело глушили звуки.

Ноги заплетались, спотыкались и тогда полицейский просто тащил её по дорожкам, подгоняя вдохновляющими описаниями, что будет с ней в тюрьме, где убийцам и место.

– Как? Вы что… Считаете, что я?

– Тебе, шваль безродная, виднее! А пан Бачинский за пять сек тебя на чистую воду выведет. Как птичка запоёшь!

Особняк, громадина в три этажа с зевами освещённых окон, показался внезапно. Просто вынырнул из-за поворота, но какой-то притихший, настороженный.