Ночная перестрелка в городе, закончившаяся вмешательством солдат рейхсвера все еще была темой для пересудов — африканцы мало что любят так же, как потрепать языками — но горячая новость уже не была столь горячей и ее заслонили другие. Вчера — один человек из племени баджун, расторговавшись на рынке, пришел домой и застал свою молодую жену прямо на земле, за домом, в объятьях молодого человека, причем человек этот был из племени Тумал, которое среди «правильных» племени и племенных групп считается неприкасаемым. Воспылав гневом, обманутый муж достал нож и ударил ножом свою жену, а вот проклятого тумала зарезать не успел — потому что у него оказался пистолет. Из пистолета — тумал застрелил не только разъяренного мужа, но и старшую из его жен, которая видимо, наблюдала за происходящим из дома, а когда началось — выскочила чтобы помочь. Разъяренные произошедшей две ночи назад сильной перестрелкой, местные полицейские явились на место очень быстро, и с ними был германский полицейский офицер, который как раз приехал навести порядок и дознаться до правды в деле о перестрелке на Берлинерштрассе — но тумал успел сбежать. Теперь — неверная супруга лежала в больнице, при смерти, а двое в гробу, полицейские с тем самым немцем направились туда, где проживали старейшины тумалов — но те лишь пожали плечами и сказали, что не знают, о чем вообще идет речь. Теперь — дело шло к кровной мести, которые должны были устроить родственники убитого рогоносца — но сделать это было не так то просто, потому что до имени любовника так пока и не дознались, а германский офицер вряд ли бы понял души прекрасные порывы баджунов и мог приказать всех расстрелять даже без суда, как пойманных на месте преступления. Тем для обсуждения было предостаточно — начиная от того, что все женщины… понятно кто и заканчивая тем, что неплохо бы и самому купить пистолет, как раз на такой вот случай. Германцы насторожились, приняли к сведению происходящее — и теперь у входа на рынок стоял тяжелый колесный бронетранспортер со скорострельной пушкой, а рядом с полицейским участком стоял еще один и рядом с обоими были люди в коричневых рубашках и с оружием, как напоминание о необходимости порядка. Все чувствовали — что произошедшее два дня назад ночью на Берлинерштрассе не получило своего логического конца и что-то еще — обязательно произойдет.
Одетый в длинную бедуинскую галабию, с закрытым куфией лицом человек неспешно двигался по рядам, где продавали оружие. Здесь его продавали вполне открыто, это не было запрещено. Ряды отличались намного меньшим уровнем шума и экспрессивностью торгов — если надо было поторговаться, мужчины заходили куда-то, где их никто не видел, в контейнер, например, в котором лежал товар и там о чем нужно договаривались. Здесь совсем не было женщин — ни среди продавцов, ни среди покупателей — и самих покупателей было гораздо меньше. Что продавцы, что покупатели — были откровенно бандитского вида, многие — калеки, у кого глаза нет, у кого пальцев на руке — от самодельных детонаторов, они взрывались часто, а у кого — и всей руки или ноги. Выделялись люди генерала — они носили на руках желтые повязки: просто кусок ткани, свернутый и повязанный вокруг руки. У исламистов, которых тут тоже было немало — повязки тоже были, но они были или зеленые или черные.
Паломник неспешно двигался по рядам, присматриваясь и размышляя. Здесь, как и на любом восточном рынке, хорошую покупку можно было сделать, лишь обойдя все ряды, а может быть — и не один раз — но дело было не в этом. Дело было в чем: как сделать покупку так, чтобы продавец и его люди не убили тебя прямо сразу и не сообщили людям генерала или исламским экстремистам, чтобы тебя убили потом. Никто не знал достоверно, жив он или мертв — и для того, чтобы он смог выполнить задание — так все и должно было оставаться.
А посмотреть на рынке было на что.