У кладезя бездны. Часть 3

Нино Валтано был человеком, которого не существовало. То есть… для государства не существовало. Он вполне себе неплохо жил, имел троих постоянных любовниц и убил своей рукой больше пятидесяти человек, пока не постарел и не решил, что хватит убивать своей рукой. У него было имя — но его самого не существовало. У государства не было никаких данных о нем, у него не было ни свидетельства о рождении, ни паспорта, ни каких-либо записей в регистре морского транспорта, автомобильного транспорта, записей о правах на недвижимое имущество, записей актов гражданского состояния и вообще каких-либо иных записей. Нет, он имел и недвижимое имущество, и фабрики, на которых в рабских условиях нелегальные мигранты отшивали подпольные копии коллекций известных римских и миланских домов моды. И людей, которые подчинялись только ему и могли убить кого угодно. Но вот записей о том, что это принадлежало ему, не было, а те, кому это принадлежало по бумагам — боялись его как огня. И потому Нино Валтано не нуждался ни в каких чертовых записях. Он просто был.

Его текущее состояние было для него как нельзя более выгодным. Ведь когда государство выдает тебе какой-либо документ — ты становишься его рабом, верно? То, что государство дало — государство же может и отнять. А сейчас государство не могло ни объявить Нино в розыск, ни возбудить на него уголовное дело, ни потребовать заплатить налоги. Как можно все это делать с пустого места?

Проблема была в том, что Нино верил в Господа. По-особенному, не так как другие — но верил. И Господь верил в него. И те, кто служат Господу на этой земле — тоже верили в него…

Раньше Нино жил на земле, в принадлежавшем его семье скромном доме — но сейчас он послушал совета умных людей и перебрался на яхту. Эта яхта длиной в шестьдесят восемь футов стояла в порту Вибо Валтаноя и ходила по всему Средиземному морю под бело-синим флагом Аргентины. Это для того, чтобы в итальянском судовом реестре не возникало никаких вопросов относительно этой яхты и чтобы проклятые carabineri не посмели вломиться сюда. Нино так привык к этой яхте, что так на ней и жил.

Сейчас — время было послеполуденное, и Нино Валтано предавался сиесте на своей яхте. Вчера у него здесь была девица, одна из калабриек, которая хочет попасть на миланский подиум — но сегодня с ним здесь не было никого, и он просто спал, спал на верхней палубе, спал по-американски, в семейных трусах и в широкополой шляпе. Несмотря на возраст — а Нино уже дожил до шестидесяти, что в неспокойной Калабрии было редкостью — он все еще не утратил инстинкты хищного зверя. И потому — почувствовав присутствие на третьей, «хозяйской» палубе постороннего, он мгновенно проснулся, как просыпается хищный зверь, мгновенно, сразу готовый атаковать, или бежать.

С неба — беспощадно палило солнце и небо над Калабрией — не имело дна. Его яхта — неподвижно стояла на якоре в порту, капля за каплей истекал день — а напротив него, на обтянутом белой акульей кожей лежаке сидел неприметный человек средних лет, подвергший себя пытке во имя Господа нахождением на солнце в черной монашеской сутане. Непонятно, как он тут оказался, и кто его сюда пустил, на третью палубу, пускать на которую посторонних строго воспрещалось — но он был тут.

— Падре… — прокашлявшись, сказал Нино — не ожидал вас здесь увидеть…

Падре поднял с пола непонятно как тут оказавшиеся женские трусики от купальника, посмотрел на них — а потом, размахнувшись, бросил в море.

— Ты погряз в грехе, Нино… — заметил он

— Не согрешишь, не покаешься, верно, падре? — заметил Нино, принимая вертикальное положение на лежаке

— Да, Нино… мало кто понимает каноны веры, так как мы, верно? Без греха нет и покаяния, а согрешивший и покаявшийся — будет самым верным адептом церкви, верно, Нино…

— Ваша правда, падре… интересно, почему вы не участвуете в выборах Папы, а?

— Вероятно потому, что есть более достойные, Нино, я же скромный слуга Господень, не более того. Пришла пора послужить Господу и тебе, Нино. Ведь сослуженная Господу служба есть много лучше, чем лицемерное покаяние…

— И чем же я могу послужить Господу нашему…

Падре достал из вшитого в сутану кармана небольшую фотокарточку и передал ее Нино. Нино посмотрел на нее — и глаза его вспыхнули ненавистью.

— Знаешь его, Нино? Наверняка, знаешь…

— Барон ди Адрано… Это по его приказу моего отца сожгли на костре!

— Пришло время расплатиться, Нино. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Аз воздам, говорит Господь[38]. Барон совершил ошибку, пойдя против нас, слуг Божьих. За это надо убить и его и всю его семью…

Нино улыбнулся — вот такую веру, вот такое христианство в Калабрии понимали и ценили. К черту современного, сахарного Бога — настоящий Бог в гневе предавал огню целые города, полные заблудших. Настоящий Бог в гневе уничтожил все живое на земле, кроме праведника Ноя, которому повелел построить ковчег. Вот что такое — божья вера. Обрушься мечом на своих врагов и врагов веры, убей их, испепели их, не оставь ни одного из них!

— Да с удовольствием…