При смерти Папы Римского главную роль играет кардинал — камерленго. Процедура такая: кардинал-камерленго в присутствии имеющихся в наличии в Ватикане кардиналов трижды ударяет Папу серебряным молоточком в лоб и, называя его данным при крещении именем, просит откликнуться. В случае с Иоанном Павлом Вторым эта фраза звучала так: Carolus, dormisne?[48] Если Папа не откликается — кардинал — камерленго произносит на латыни сакраментальную фразу Vere Papa mortuus est, что значит «Папа действительно мертв» и объявляет престол Sede Vacante, временно вакантным. Он же — внимание! — уничтожает папский перстень и личную печать умершего Папы, причем нигде не сказано, что он обязан это делать в присутствии кого бы то ни было. А поскольку Папа обладает (при жизни) неограниченной исполнительной, законодательной и судебной властью в Ватикане и, кроме того, законодательно объявлен непогрешимым.
Папа то непогрешим. А вот некоторые…
Кроме того, в период здравствования Папы кардинал — камерленго возглавляет апостольскую палату, занимающуюся сбором налогов (сейчас отчислений от епархий, налоги были в Средние Века), является Генеральным администратором Папского двора и суперинтендантом доходов и собственности папского двора. То есть, человек на этом посту фактически являлся министром финансов и как никто другой был осведомлен о финансовых делах Ватикана — не мог не быть осведомленным.
Должность кардинала — камерленго на момент смерти Иоанна Павла Второго исполнял кардинал Алессандро Антонио да Скалья, ранее служивший в Институте Святого Духа и в Банке Ватикана.
На встрече с новым понтификом — кардинал да Скалья сказал, что ничего не знает о том, как и куда пропали деньги.
Разъяренный понтифик — а немцы всегда принимали решения быстро и конкретно — приказал схватить да Скалью и бросить его в тайную тюрьму на территории Ватикана. Согласно ватиканским законам — Папа имел право заключить в тюрьму кого угодно и держать его там сколько угодно.
После чего — новый Папа отправился в свою первую пастырскую поездку в роли Папы. Местом своего пастырского визита он выбрал Хорватию. Великое Банство Хорватское. Одно из мест, где поддержка католицизма населением практически стопроцентное. Там, на Аграмском стадионе он должен был произнести свою первую речь перед верующими. Речь перед верующими он должен был держать двадцать восьмого июня две тысячи пятого, в День Святого Витта.
Картинки из прошлого
28 июня 2005 года
День Святого Витта
Аграм, Ипподром
Нужно было понимать, что значил для Аграма, для всего Банства Хорватского визит нового Папы.
Предыдущий Папа — ни разу не посетил Аграм и никто не посмел осуждать его за это — ибо деяния доктора Павелича и его молодчиков во всем цивилизованном мире были заклеймлены как преступные. И даже Великий Бан Хорватии, доктор Вучетич в своем официальном заявлении указал что «сожалеет об эксцессах, имевших место в прошлом наших народов и мешающих наладить добрую дружбу и взаимопонимание в настоящем». Беда только в том, что в Хорватии очень мало кто раскаивался. И видит Папы, причем — демонстративно, первый зарубежный визит Папы, немецкого Папы[49] — все восприняли… нет, даже не как прощение — как восстановление исторической справедливости!
Очень просто осуждать, сидя на вращающемся стуле перед компьютерным монитором и барабаня по клавишам. Я осуждаю! — это звучит гордо. А теперь представьте себе такую ситуацию. Некогда большой и сильный народ, имеющий одну Родину, но потерпевший поражение и развалившийся на три части. Народ, долгое время находившийся под чужеземным игом. Народ, который терпел под боком партизанскую, а потом и террористическую войну — а ведь известно, что подобные войны всегда ведутся за счет народа. Народ, более развитый, чем православные сербы и оставшиеся мусульманами бошняки. Большая его развитость была предопределена, во-первых, прямым выходом в Средиземное море и возможностью вести торговлю, а так же родством религии с Италией и с властями в Вене, что торговлю изрядно облегчало. Хорваты жили на самой границе, а потому именно из их народа набирались граничары — территориальное ополчение наподобие нашего казачества, из которого состояло до трети австро-венгерской армии.