У кладезя бездны. Часть 4

В сопровождении верзил я прошел в ту самую, огромную и пустую комнату, в которой барон принимал меня в прошлый раз. Он встретил меня мудрой и понимающей улыбкой, жестом отослал охранника.

— Я вижу, у вас новые хозяева, господин князь — сказал он на немецком

— Зато у вас — старые… — вернул я мяч на половину поля барона — кстати, благодарю за совет. Он пришелся как раз вовремя.

Барон согласно кивнул. Видимо, он знал, о чем идет речь.

— Я рад, что кто-то избежал моей участи, сударь… — сказал он — возможно, мне за это воздастся…

— Непременно. Если Господь существует, он видит все…

Во время этого ни к чему не обязывающего разговора — барон быстро написал что-то на листке блокнота и протянул мне.

Где Джузеппе? — прочитал я

По-прежнему на авианосце — эпистолярным жанром ответил я. Это значило, что Российская Империя по-прежнему ведет свою игру и придерживает свои козыри на руках, не дает их побить.

— Я так понимаю, вы приехали ко мне от имени сразу двух государств… — сказал барон, и никто не мог бы уловить в его голосе нотки облегчения.

— Вы правильно понимаете.

— И что же нужно от меня Священной Римской Империи?

— Поддержки ватиканской группы на конклаве кардиналов.

Барон не удивился, хотя я говорил о смерти Папы Римского, причем запланированной смерти. Хотя — для него это будет праздником, как бы страшно это не звучало…

Немцы вели игру в своей манере — жестко и методично. У Ватикана был один недостаток — он был слишком мал. После всех пертурбаций сейчас в нем были две значимо сильные группы интересов — непосредственно ватиканская и группа, представляющая интересы зарубежных епископатов, значительно усилившаяся при Иоанне Павле II. Но вся прелесть ситуации заключалась в том, что в ватиканскую группу входили не только те, кто прослужил в Ватикане — это было просто невозможно, а вообще — кардиналы итальянского происхождения, со всех областей «сапожка». А это значило, что у барона Карло Полетти могли подобраться ключики ко многим из них — только я не знал, к кому именно. И Ирлмайер — хотел обезопасить себя от обструкции своего кандидата ватиканской группой или, по крайней мере, расколоть ее. Если Лойссера поддержит часть ватиканской группы, немцы, скорее всего французы и — совершенно неожиданно — хорваты Коперника — дело будет сделано.

— И в чью пользу поддержка? — осведомился я

— Архиепископа Лойссера.

Барон скривился:

— Его педерастейшества? Не могли сделать лучший выбор, а?

Знаете, что мерзее всего? То, что осведомленные — как барон Карло Полетти — знают, что Лойссер имеет дело с маленькими мальчиками, но, тем не менее, здороваются за руку, не гонят его из общества и даже приходят на исповедь, чтобы исповедаться тому, у кого, как правильно заметил Ирлмайер — нет души, а есть только похоть. Вот этого вот — понимающих взглядов, перешептывания — вместо открытого «мразь поганая!» — я никогда не понимал. Иногда мне и самому приходилось молчать — но из соображений дела, а не по велению трусливой души. Или это какое-то болезненное любопытство к мерзкому, пакостному, желание посмотреть, что будет дальше?

— Выбираю не я — сказал я

— Ах, да, конечно. Полагаю, это можно будет сделать.

— И боюсь, времени совсем немного…

— Мне небезопасно появляться в Италии.

— Это можно решить…

Все произошло буднично — и от того еще более страшно. Почти бесшумно открылась дверь — я думал, это охранник, и не сразу понял, что шаги не слышны. Прежде, чем я успел что-то предпринять — негромко стукнул выстрел и барон полетел на пол…

В дверях стоял Хайслер — и в одной руке у него был пистолет, в другой подушка, а за спиной висели два автомата, крест накрест.

Пожилой немец с пистолетом подошел к лежащему на полу барону Карло. Тот повернулся на бок, чтобы видеть его.

— Ва пиглало ин куло…[48] — бросил немцу в лицо барон.

Немец улыбнулся и дважды выстрелил ему в голову. Барон растянулся на полу в неподвижности смерти…

Вот и все…

Я встал со своего места.

Может, это кому-то покажется странным — но я не боялся смерти. Смерть… она ходит рядом с нами, теми, кто выбрал темную сторону — и если ты приносишь смерть другим людям, будь готов к тому, что смерть придет и за тобой. Такая смерть — две пули в голову — гораздо лучше смерти в девяносто лет на обоссанных простынях в собственном доме, и если так суждено — то пусть так оно и будет. Обидно только то, что знание, то что добыто кровью стольких людей — уйдет и остановить неизбежное зло будет некому.

Немец посмотрел на меня. Потом спрятал пистолет.

— Пошли, русский. Надо уходить отсюда.

— Зачем вы его убили?! — заорал я на Хайслера — этот человек мог еще многое рассказать! Его сына похитили и держали в заложниках более двадцати лет! Какого черта вы творите!? Что вам в голову только пришло?

— Я выполняю приказ — сказал Хайслер — приказ был убить его и вас. Но в части вас я его нарушил.

Понятно… Немцы зачищают следы…

— Либо ты идешь со мной, русский, либо остаешься здесь.

Отличный выбор.