Этот же самый человек, постаревший, сухой как палка, черный от загара, выглядящий как доходяга - но на деле с мышцами, похожими на витые стальные канаты медленно брел по обочине дороги в числе других таких же. Он был таким дочерна загорелым и таким тощим, что он не был похож даже на европейца. Он был похож на поселенца... на сицилийца, прибывшего в эту страну два поколения назад, на бура - вууртрекера, бредущего по пустыне со своей повозкой, на изгнанного, потерявшего своего вождя мормона, бредущего в караване через соляную пустыню. Короче он был похож на человека, который многое повидал, многое изведал, прошел через десятки житейских штормов и сейчас бредет по африканской земле то ли в поисках работы, то ли в поисках места, где спокойно можно умереть. Такие люди, изгнанные с земель своих предков, никогда не возвращаются назад, они становятся частью Африки, этого жестокого, необузданного и загадочного континента и умирают здесь, становясь удобрением для красной как кровь африканской земли...
Он никуда не спешил - потому что жизнь в Африке вообще неспешна. Внимательно и несуетно он смотрел по сторонам и его взгляд с равным равнодушием скользил и по торговым рядам, и по машинам, отчаянно сигналящим на дороге, и по старому ФИАТу с крупнокалиберным пулеметом, у которого стоят наводящие ужас хабр-гадир, голые по пояс, в черных противосолнечных очках, с автоматами за спиной, палками и шамбоками в руках. Все здесь ему было чужим - и в то же время все здесь было до боли знакомым, потому что его учили действовать в таких местах как это. Вот корова - низкая, жилистая, короткорогая, такие характерны для севера Африки и Аравийского полуостров - склоняется к большому долбленому корыту и хватает из нее смесь тростников, высушенных водорослей, рыбной мелочи и требухи и гашиша - именно это является пищей для местных коров, потому что ничего другого нет. Вот незамужняя женщина... типичная африканка, в ярком европейском одеянии, крикливом и обтягивающем, полная и самодовольная - европейская худоба здесь не в чести, женщины здесь нужны для продолжения рода, а полная женщина - сможет родить и вскормить гораздо больше детей, чем худая. За несколько бумажек по десять лир эта женщина будет принадлежать ему, как и почти любая другая на улице: местные женщины совсем не дикарки, они охотно идут на контакт с белыми, потому что у белых есть деньги, и с белым... как бы не считается, за это не будет мести. Сейчас - она несет домой купленную зелень и лепешки, а ночью - может пойти в клуб на подработку: здесь не гнушаются никаким заработком. Вот только эта женщина - ему не нужна и не интересна.
Вот автобус - тоже типично-африканский, разрисованный наивно-ярким сюжетом охоты, с громадным багажником поверху, на котором навьючено вещей высотой с сам автобус и еще люди сидят. Некоторые стекла выбиты, на кузове следы от пуль, движок чахоточно кашляет, выбрасывая черный дым... наверное, этот автобус прошел не меньше миллиона километров, из них половину - по местным немилосердным дорогам. Но водитель будет эксплуатировать его до тех пор, пока он не развалится окончательно, и даже так - его кузов, наверное, послужит кому-то отличной основой для жилища.
Это была не его страна, не его родина - но он научился любить ее. Его Родина - предала его, сбросила, как отыгранную карту в "бито" в безжалостной геополитической игре, разменяла на сиюминутное преимущество. Его сокамерники в колонии для жуликов и воров - после того, как убедились что он сильный и он мужчина в традиционном, местном понимании - приняли его как своего, приняли в свой круг. Он научился говорить на их языках, петь их песни и есть их еду. Он узнал их историю - с разборками племенных вождей, с предательством, с острым пламенем машингеверов в буше и воем пикирующих Юнкерсов. Германия была здесь - но в то же время ее здесь и не было, теперь он понимал, сколь тонка корочка высохшей земли, и какая бездна кипящей лавы скрывается под ней. У германцев, этих имперских варваров - есть часы, отличные часы - но у местных есть время. И рано или поздно - германцы не выдержат, дрогнут - и корка проломится под их ногами, а лава поглотит их, словно их и не было. И вернется та, старая дикая Африка. Известная нынче лишь по книгам исследователей и племена будут жечь костры на последних этажах опустевших бетонных коробок. Он с уверенностью мог сказать: так - будет.
Но пока этого нет - он будет, как в тюрьме. Свой среди чужих. Чужой среди своих...
Первым делом - он навестил то место, откуда отправляли его на задание - центр военно-морской разведки Италии. От него остались лишь руины - он не осмелился спрашивать местных жителей, как это произошло. Догадаться было несложно - заминированная машина, брошенная у дороги, у нужного здания - как не раз бывало. И скорбеть тут не о чем - в душе его была пустота. Сухая, звенящая пустота - как снег в Альпах.