У кладезя бездны

Соглядатай, смотревший за рынком - работал в одной из лавок, торговал дешевой одеждой. О том, что это соглядатай - Паломник понял, потому что у него никто ничего не покупал, его лавку обходили стороной - но он все равно торговал. Паломник понимал - зачем этот человек здесь. В Африке - вся буза начинается на базаре, все слухи тоже можно узнать здесь - вот этот торговец здесь и торчит. С сотовым телефоном, чтобы чуть что позвонить в полицию. Жизнь его стоит недорого, его убьют одним из первых, как только начнется - но он сознательно идет на это. Например - за то, что всех его сыновей возьмут в армию или в полицию - в голодном, полуразрушенном Могадишо, где невозможно жить землей это верный способ разбогатеть. Айдид плохо и нерегулярно платит, командиры требуют поборов - но если у тебя в руках автомат и право безнаказанно грабить и рекетировать - это значит много. Полицейский - голодным не будет...

Паломник присмотрелся. Скорее всего - этот соглядатай поставлен нарочно на виду, есть еще один, более замаскированный - но про него так просто не узнать. Он пока никак не проявил себя, если не считать стрельбы в том поселке рыбаков, никто не знает про его намерения, значит - вероятность того, что соглядатай не задержит на нем взгляд больше девяноста процентов.

Надо рисковать...

Под аккомпанемент назойливых клаксонов и ругательств, вместе с несколькими другими африканцами, он перебежал дорогу, нырнув в мутные воды рынка Бакараха...

В это же время, на вилле Сомалия в самом центре города, бывшей резиденции генерал-губернатора - проснулся сам предстоящий виновник торжества. Сам Мохаммед Фаррах Айдид.

Он был совой, к тому же вчера сильно напился - потому то проснулся, когда солнце на небе миновало свой апогей. Проснулся он от жары и бурления в животе, которое сделало бы честь и падающей в котел воде водопада Виктории.

Полностью голый, он добрался до санузла, совмещенного со спальней - и с облегчением избавился от плохо переваренных остатков вчерашнего обеда. Наверное, он позволил себе лишнего вчера... только не мог это вспомнить...

Он долго шарил по стене в поисках цепочки для смыва - но в конце концов все же нашел и дернул ее. Зажурчала вода...

Включив свет, он посмотрел на себя в обрамленное золотом зеркало. Лицо было распухшим как после укусов шершней - он как то еще в детстве нашел с друзьями гнездо в маленькой пещере на холме и полез туда...

И чувствовал он себя так же плохо.

Время сильно изменило генералиссимуса. Он растолстел, обрюзг и теперь гораздо больше напоминал традиционного племенного африканского вождя, чем раньше: говорят, знаменитого Лобенгулу могли нести только десять сильных воинов одновременно. Его лицо было нездорового цвета, серое, а глаза красные от излишеств, которые он себе позволял. Пока он сидел в Аддис-Абебе в отеле или мотался по приграничью, рискуя получить снайперскую пулю или оказаться в бомбовом прицеле итальянского истребителя-бомбардировщика, случайно нарушившего границу - он держал себя в форме. Не в последнюю очередь потому, что бы несчастен и сильно нервничал. Сейчас - он заполучил в свои руки власть, фактически стал генерал-губернатором и одновременно военным руководителем страны, в основном восстановил свои прежние связи относительно контрабанды - и денежки снова потекли в карманы. Как и всякий счастливый африканец - он отреагировал на свое счастье безумным удовлетворением двух своих основных инстинктов - жрать и трахаться. И то и другое он делал совсем уже в неумеренных количествах.

Как обычно это и бывает у африканцев - с возрастом вкусы генералиссимуса стали склоняться к педофилии: в его гареме было около ста пятидесяти маленьких девочек, с одной из которых он сегодня провел ночь... а может быть и не провел - не вспомнишь. В основном - эти девочки были куплены на базаре - здесь ценились мальчики, воины и добытчики, а девочек могли просто продавать на базаре, если они кому-то были нужны. Забеременевших от него девочек варварски убивали - для этого во дворе была яма, в которую их вкапывали, а потом забрасывали камнями. Все было по законам шариата (генералиссимус не верил в шариат, но демонстративно придерживался основных его принципов). За изнасилование в этой стране - убивали женщину, как допустившую внебрачную связь. Семья часто была не против: изнасилованная была никому не нужна, а кормить ее тоже никто не хотел.