У края темных вод

Констебль ухитрился-таки привстать в тот момент, когда мы выбежали из дома. Во дворе стоял его грузовик, но мы пробежали мимо, вниз под горку, к реке. Мы бежали следом за преподобным, как будто он знал что-то, чего мы не знали, и вел нас, хотя на самом деле мы все понимали, куда он бежит: к плоту. Добравшись до реки, мы торопливо отвязали канат и оттолкнулись шестами. Течение было медленное, видели мы в темноте плохо, но кое-как плот пришел в движение.

Мы не успели далеко отплыть, как вдруг в плот что-то ударило. Ударило и отскочило в воду. Оглянувшись на берег, я разглядела на склоне холма, на той самой возвышенности, где я несколько часов назад подслушивала маму и преподобного, здоровенную фигуру констебля Сая. Он быстро наклонялся и распрямлялся, подбирая камни и обстреливая нас ими. Один камень угодил мне в ногу с такой силой, что я подпрыгнула.

— Никто не смеет так обращаться со мной! — вопил он. — Никто! Я поймаю вас всех! Всех до единого отловлю!

— Поймай сперва черепаху! — крикнула я ему.

Камни сыпались один за другим, у констебля была меткая рука. Мы уже прилично отплыли от того места, а камни все еще попадали в наш плот. Мама заползла в каюту, построенную преподобным Джоем, и укрылась там от каменного града.

Наконец течение подхватило нас, и мы стали недосягаемыми для констебля, вышли из той подковообразной заводи, где причалили много дней тому назад, в главное русло. Теперь мы не видели больше констебля, хотя и слышали, как он продирается между деревьями и сквозь кусты, ругаясь во всю глотку и пытаясь нагнать нас.

А потом мы и слышать его перестали. Мы вышли на середину реки, и вокруг не было ничего — темная, широкая водная гладь. Нам могли попасться по пути песчаные отмели, скалы или плавучие бревна, и мы бы их просто не заметили, так бы и налетели на них. Но выбора у нас не оставалось. Мы старались выравнивать плот с помощью шестов и предоставили реке нести нас. Джинкс кое-как ворочала штурвалом на корме.

Мама выбралась из каюты и села перед ней. Преподобный Джой, который все это время стоял, выпрямившись во весь рост, словно хотел навлечь все камни на себя — а в него ни один не попал, — поглядел на маму и сказал:

— Кажется, я убил человека.

Второго уже, подумала я, но промолчала. Зато не промолчала Джинкс.

— Еще бы не убил! — восхитилась она. — Башка у него так назад и завернулась. Врежь вы ему хоть чуточку сильнее, заодно бы подох и его братец Дон, и все свиньи у них во дворе. В жизни не видела, чтобы человек так ловко орудовал доской.

— Я не хотел ударить так сильно, — сказал преподобный и плюхнулся на плот, словно у него ноги подкосились. Револьвер он все еще держал в руке, и я немного занервничала, заметив, как он его держит: совсем забыл про него, а куда дуло направлено, поди знай. Мама пододвинулась к проповеднику и обняла его за плечи.

— Думаю, вы специально его так ударили, — не унималась Джинкс. — В жизни не видела, чтобы человек ударил с такой силой не нарочно. Думаю, вы специально.

— Тише, Джинкс! — попытался остановить ее Терри.

— Я по Джину плакать не буду, — сказала Джинкс. — Надеюсь, он помер.

— Я слышал, как что-то хрустнуло, — пробормотал преподобный.

— Это его шея! — кровожадно откликнулась Джинкс.

— Ты сделал то, что вынужден был сделать, — сказала ему мама.

— Вот что: я должен вас предупредить, — сказал Терри. — Деньги остались в доме. И там же прах Мэй Линн.

— Какие деньги? — спросил преподобный Джой. — И чей прах?

Эту часть нашей истории мама утаила от него, когда рассказывала, почему мы пустились вниз по реке. Теперь, пока мы плыли, она начала рассказ заново и поведала преподобному Джою все наши тайны. Он так и замер, сидел и рот раскрыл. В одну ночь он лишился своей церкви, убил человека и вдобавок узнал, что пустился в бегство по реке с бандой воров и гробокопателей. Чересчур много для одного человека, тем более для преподобного. Разум его покинул, ушел куда-то далеко, куда мы не могли за ним последовать и откуда он не спешил возвращаться. Преподобный отвернулся от всех нас и, все еще сжимая в руке револьвер, заполз в каюту. Спрятал голову, а ноги так и остались на палубе плота.

— Видать, расстроился, — удивилась Джинкс. — А я-то пыталась ему приятное сказать, уж больно ловко он с доской управляется. Ничего плохого не хотела. — Она поглядела на торчавшие из каюты ноги и добавила: — И чего бы ему целиком не заползти туда?

— Он продвинулся настолько, насколько позволила ему его воля, — загадочно отвечал Терри.

5

Мы долго плыли, Терри и я работали шестами, удерживая плот на середине реки. Джинкс оставалась у штурвала и постепенно овладевала этим ремеслом. Преподобный на совесть сработал этот штурвал — он был послушен и помогал выправить курс плота, чтобы нас не закрутило.