У красавиц нет души

Как-то раз, когда темно, я захожу в большую комнату и вижу маму, стоящую у окна. Мама прижалась лбом к стеклу и смотрит вниз. Я залезаю на подоконник и тоже смотрю. Мы видим папу, в свете фонаря. Папа идёт, останавливается на секунду у нашего подъезда, как будто замешкавшись. Потом уверенно идёт дальше. У мамы по щекам текут слёзы, но не печальные, а злые. Я тоже злюсь на папу. Мы с мамой знаем – папа пошёл «пить». Теперь он часто ходит «пить».

После «питья» папа приходит домой очень странный. Он бубнит себе что-то под нос и начинает рассказывать истории, которых не было. Мама кричит и бьёт его ладонью по спине. Но папа будто не чувствует этого. В такие моменты я всегда ухожу в свою комнату, мне стыдно смотреть на родителей.

Вскоре мама устраивается на работу, а меня отвозит на троллейбусе в садик. В переполненном троллейбусе я снова читаю каждое утро стихи и пою песни. Бывает, мне уступают сидячее место, или сажает к себе на колени какая-нибудь чужая тётя. Мама в троллейбусе всегда стоит – ей не уступают место, и никто не сажает её на коленки. Иногда я замечаю, что лица некоторых тёть выглядят лучше, чем мамино. Их губы и ресницы накрашены, а в глазах будто сияют бусинки. В маминых глазах никогда нет бусинок. Даже когда я пою в троллейбусе песни, и все улыбаются мне, мама продолжает сосредоточенно смотреть прямо перед собой. Вечером, когда все дети уходят из садика, я ещё долго жду вдвоём с воспитательницей. Мама приходит, усталая, мы едем домой – по дороге она молчит.

На выходных мама убирается дома, а мы с папой идём гулять к пруду – туда можно кидать куски чёрствого хлеба, чтобы его ели утки. Я люблю кормить голодных уток – мне кажется, так я делаю что-то доброе. Маленькая я люблю делать доброе. Мы крошим хлеб, сидим на лавочке, я разглядываю шапки прохожих – как так получается, что у всех людей разные шапки? Папа выпивает три бутылки пива. Только не рассказывай маме.

Дома, раздевшись, я почему-то шепчу на ухо маме про три пива. Кажется, мама просила всегда рассказывать про такое. Папа и мама сильно ругаются. Я стараюсь купить ребёнку хотя бы мяса – кричит мама. Из-за ужасного грызущего чувства вины вечером долго не получается уснуть. Я люблю папу. Я решаю никогда больше не рассказывать маме про пиво.

Иногда мы покупаем мясо, но чаще нет. Когда по телевизору начинают показывать очень интересное под названием «Моя вторая мама», папе приходит в голову идея сдать нашу квартиру на Путевом проезде и переехать к бабушке на Новослободскую. Так у нас будут деньги.

И мы переезжаем. Теперь каждое утро мы с мамой ездим в новый садик, уже на метро. Мне очень нравится станция метро «Новослободская» – стены там украшены яркими картинками, выложенными из разноцветных стёклышек. На одной из настенных картин изображён цветок, который похож на очищенный сочный мандарин на стебельке. Я люблю рассматривать его, пока мы с мамой ждём состав.

Бывает, по вечерам мы с мамой подолгу гуляем под нашими окнами и никак не идём домой. Мы болтаем, едим заранее купленные пирожки, мама качает меня на качели. В наших окнах на пятом этаже горит свет – там нас ждёт бабушка. Евгения Леонидовна – так называет её мама.

Иногда бабушка рассказывает странное. Между папой и мамой, оказывается, есть огромная разница. Папа москвич и закончил МГУ, а мама не москвичка. Мама – «охотница» и «деревенщина». Всё это бабушка рассказывает мне, когда мамы нет дома. Я не понимаю, что это значит, но затыкаю уши. Мне кажется, что это что-то плохое. Плохое про маму я слушать не хочу.

Но бабушку я люблю. Она поёт мне украинские песни и делает вареники с красной смородиной. Рассказывает про город со сказочным названием Чернигов – там вечность назад она была ребёнком. Бабушка любит вспоминать своего мужа, папиного отца, с которым они вместе приехали из Чернигова в Москву. Вспоминая его, она плачет – он умер, Леночка, умер. На стене висит чёрно-белое фото дедушки – там он сидит за письменным столом, потому что работал журналистом. Я знаю – когда-то давно дедушка сидел в тюрьме, потому что рассказал анекдот про человека по имени Сталин. Бабушка всегда называет Сталина усатой гнидой. Когда бабушка не говорит про маму, дедушку или усатого гниду, мы придумываем песни про кота Кузю.

– «Ходит Кузя серенький

Лапы Кузи беленьки

Хвостик пушистый

Глазки лучисты

Любит Кузя днём поспать

Ночью в игры поиграть»

Мне нравится слушать украинские песни, нравится разговаривать про дедушку, злиться на Сталина, сочинять про кота и помогать лепить вареники. Мне нравится бабушкина длинная седая коса, которую она всегда укладывает вокруг головы, как венок.

Но потом вдруг случается этот день.

Мама забегает в комнату, вслед ей летит толстая книга. Книга, брошенная с яростью маме вслед, попадает толстым корешком ей прямо по голове. Вдруг у мамы появляется рана, а из раны кровь. Не сильно, но так, что у меня, сидящей на ковре с игрушками, замирает сердце. У мамы кровь. Она что, сейчас умрёт?

– Тверская шкура! – пугает меня из коридора бабушкин голос – Мразь! Чтоб ты сдохла!