У красных ворот

— Покороче если, то совесть. Сколько можно терпеть это? Советская власть у нас или что?

— Пояснее, Николай Иванович.

— Хорошо, Анатолий Викторович, буду яснее. Я работаю в Ростове-на-Дону водителем на легковой в филиале всесоюзного проектного и научно-исследовательского института. Сам институт находится в Москве. Я директора филиала вожу, Дворецкий его фамилия. Издалека начну. Как-то три года назад вызывает меня директор — я тогда механиком в гараже работал. Говорит мне: «Подыскиваю себе водителя для своей персональной машины. Ты, — говорит, — вроде подходишь. Советовался с кадровиком, он тебя рекомендовал. Человек, мол, тихий, несклочный, исполнительный. Соглашайся, я тебя не обижу».

Пахомов смотрел на Корбутенко и думал: «А ведь действительно его лицо с печальными темными глазами и весь облик, робко-услужливый, вполне могут вызвать желание повелевать им, не боясь, что в ответ на какое-либо приказание проявится строптивость, будет сказано в ответ резкое слово. Удобный для начальства человек, что говорить. И как только хватило у него решимости в Москву приехать жаловаться? Исключительный, наверное, случай».

— Месяца два прошло, а может, три, — продолжал Корбутенко, — как начал я Дворецкого возить, и тут он говорит мне: «Коля, из Москвы большое начальство приезжает — директор всего нашего института Звягинцев Валентин Васильевич. Только не в Ростов прибудет, а в Минводы. Надо его там встретить. Он не один, а с женой. Они дней пятнадцать будут отдыхать в Терсколе. Я подсяду к ним в вагон в Ростове и провожу до Минвод. Ты останешься с ними и будешь обслуживать их. Ну конечно, выпишем тебе командировку, все честь по чести, да еще премию получишь. Сделай машине хорошую профилактику, чтоб было все без сучка и задоринки. Не мне тебя учить».

Выполняю я все, как приказало начальство. Перегнал своим ходом машину в Минводы, обслуживал господ — директора и его жену. Возил по Кабардино-Балкарии, они ее красоты рассматривали. Высокое начальство осталось довольно. Пятьдесят рублей мне подарило. Стыдно сказать, но я взял. Дворецкий слово сдержал: премию я получил.

Я как шофер Дворецкого хорошо его подноготную узнал. Он меня со временем стесняться перестал. Везу начальника — он на заднем сиденье с верными людьми разные дела обсуждает, о которых открыто не скажешь. Если кто-нибудь из них на меня молча пальцем показывал: мол, вон живой свидетель сидит (мне в зеркальце ведь видно) — Дворецкий успокаивал: «Это свой человек, трепаться не будет». А я тогда и сам думал: зачем сплетнями заниматься? Мне это и по должности нельзя.

А я волей-неволей все больше и больше узнавал. Секретарь Дина у него в любовницах. Ну это ладно, куда ни шло, и у хороших людей бывает. Но тут вот что. Она к нему сотрудников на прием по личным вопросам за взятки пускает. Он знает это и не препятствует. Дворецкий, как я понял, и сам берет. Построили у нас жилой дом для работников нашего филиала. Знаете, сколько там постороннего народа поселилось?

Был такой разговор в машине. Вез я как-то двух директоров — своего и гостиницы. Гостиничный говорит: «Аркадий Ефимович, слышал, вы дом строите. Очень нужно сыну директора гастронома двухкомнатную квартиру устроить. Парень женится, сами понимаете». Дворецкий говорит: «Все не так просто». — «Ну само собой за материальное обеспечение можете не беспокоиться», — успокаивает тот из гостиницы. Дворецкий сказал, что ему надо подумать, просил позвонить. Фамилия сынка — Иваницкий. Когда я в этом доме квартиру получил, поинтересовался, есть ли такой жилец. Оказалось, да. Живет в двухкомнатной квартире. Вот как.

— А вы, Николай Иванович, по-честному получили?

— Да. Я очередником в районе был. Но вообще-то меня Дворецкий жаловал: премии подкидывал, зарплату повысил.

— Выходит, вы директора подвели.

— Выходит, да. Неспокойно я себя чувствовал, как бы соучастником его махинаций.

— А сейчас?

— Решение принял, и легче стало. Я ведь не один. У меня письмо в редакцию, я его подписал вместе с группой сотрудников нашего филиала. Я вам не все рассказал, письмо почитайте. Там и приписки к плану, и умышленное завышение сметной стоимости объекта проектирования, незаконные премии, левые проекты, они делались в рабочее время, а получало за них наличными начальство.

Дворецкий у нас диктатор. Он партком и местком под себя подмял. Сколько он самостоятельных людей — хороших работников — за критику повыгнал. Вы бы побывали на наших партсобраниях. Все заранее расписано: кто и что говорить должен. Решения все заготовлены. Против никто не голосует.

Как-то наши чудаки написали про эти порядки в Москву, в институт на имя Звягинцева. Их как клеветников выгнали с работы. Звягинцев, выходит, заодно с Дворецким. Рука руку моет.

— Мрачную картину вы нарисовали, Николай Иванович, — сказал Пахомов.

— Какая есть.

Холодный и внимательный взгляд Пахомова, с которым он начал слушать Корбутенко, давно сменился на откровенно заинтересованный.

— Ну а в местные органы ваши товарищи обращались?