У кромки моря узкий лепесток

Вместе с другими политическими заключенными Виктора Далмау отправили в лагерь на севере страны, где когда-то добывали селитру, а теперь устроили тюрьму. Караван грузовиков ехал весь день и всю ночь. В машинах везли первые двести человек, которых по прибытии разместили в импровизированных камерах, где раньше проживали рабочие, добывавшие селитру. Лагерь был окружен колючей проволокой, по которой шел электрический ток; на его территории возвышались смотровые башни с пулеметчиками; по его периметру курсировал танк, а в небе время от времени появлялись самолеты Военно-воздушных сил. Начальником лагеря был назначен командир карабинеров, тучный мужчина, который разговаривал только с помощью крика и все время потел, так как военная форма не подходила ему по размеру. Это был властный человек с мелочной душой, считавший, что узники должны понести наказание не только за те преступления, которые совершили, но и за те, которые только задумывали совершить, о чем заключенным с завидным постоянством и сообщали по громкоговорителям. Едва узники слезли с грузовиков, им приказали раздеться и оставили под палящим солнцем пустыни без пищи и воды на несколько часов, пока начальник осматривал их одного за другим, осыпая прибывших оскорблениями и пинками. С самого начала он ввел незаконные наказания, чтобы сломить моральный дух своих жертв, и его подчиненные ему подражали. Виктор Далмау был лучше многих своих товарищей подготовлен к сопротивлению, учитывая его опыт в Аржелес-сюр-Мер, где он провел несколько месяцев, но тогда он был молод. Сейчас ему исполнилось почти шестьдесят лет, правда, до того момента, когда его арестовали, у него не было времени подумать о своем возрасте. Там, на севере, испепеляющими жаркими днями и ледяными ночами, среди селитряных степей, ему хотелось умереть — так он устал. Побег из лагеря не представлялся возможным, вокруг — бескрайняя пустыня, на тысячи километров — сухая земля, песок, камни и ветер. Виктор чувствовал себя древним стариком.

XI 1974–1983

Хочу сказать тебе:

моя земля твоею будет,
ее я завоюю для тебя,
но подарю ее и всем другим,
всему народу моему.

Пабло Неруда, «Письмо,

написанное в дороге»,

из книги «Стихи Капитана»

За те одиннадцать месяцев, которые Виктор Далмау провел в концентрационном лагере, он не умер от усталости, как ожидал, но лишь укрепился телом и духом. Он всегда был худощавый, но теперь стал похож на скелет, обтянутый кожей, дубленной беспощадным солнцем, выделяемой с потом солью и горячим песком, а черты лица обрели такую четкость, словно были вырезаны резцом; он напоминал одну из железных скульптур Джакометти[39]. Его не сломили ни военная муштра — наклоны, бег под палящим солнцем, — ни часы вынужденной неподвижности в холоде ночи, ни побои и унижения суровых наказаний, ни тяжкий труд с бесполезным результатом, ни оскорбления, ни голод. Виктор принял роль пленника, отказавшись от иллюзий контролировать что-либо в своем существовании; он находился в руках захватчиков, имевших абсолютную власть и остававшихся в полной безнаказанности, он же был хозяином лишь собственных эмоций. Часто он повторял про себя метафору о березе, которая гнется в бурю, но не ломается. Виктор уже пережил нечто подобное, но в других обстоятельствах. От садизма и тупости своих мучителей он прятался в воспоминаниях и в молчании, твердо веря, что Росер ищет его и в один прекрасный день найдет. Он говорил так мало, что его товарищи по заключению дали ему кличку Немой. Сам же Виктор то и дело возвращался мыслями к Марселю, который молчал первые тридцать лет своей жизни, потому у него не было желания говорить. Вот и ему тоже не хотелось ни с кем говорить, да и сказать ему было нечего. Чтобы не пасть духом, его товарищи по несчастью все время о чем-то шептались, когда охранники не могли их слышать, он же думал о Росер, страшно тоскуя по ней и по их совместной жизни, думал о том, как он любит ее, а чтобы поддерживать сознание в активном состоянии, упорно проигрывал в уме самые знаменитые шахматные партии, которые знал наизусть, и еще кое-какие их тех, что они проводили с президентом. Какое-то время он мечтал вырезать шахматные фигуры из местного пористого камня и проводить турниры с другими заключенными, но из-за неусыпного наблюдения охраны сделать ему это так и не удалось. Эти люди в форме происходили из рабочего класса, из бедных семей, и, возможно даже, большинство из них симпатизировало социалистической революции, однако они со всем тщанием выполняли приказы начальства, словно прошлые деяния пленников были для них личным оскорблением.