У кромки моря узкий лепесток

— Чем я могу вам помочь, товарищ? Я врач, — сказал он.

— Они развернут самолет. Они снова упекут меня в… — не договорил мужчина и заплакал.

— Успокойтесь, мы уже час как в полете и в Сантьяго не вернемся, уверяю вас. Это прямой рейс до Каракаса, без пересадок, там вы будете в безопасности, там вам помогут. Пойду посмотрю, нет ли чего-нибудь выпить, вам это сейчас необходимо.

— Лучше бы чего-нибудь поесть, — попросил мужчина.

В Венесуэле Росер подолгу ездила на гастроли с оркестром старинной музыки, давала концерты, обзавелась друзьями и прекрасно освоилась в обществе, правила сосуществования в котором отличались от тех, что были в Чили. Валентин Санчес представил ее всем, кому стоило, и открыл для нее двери культурной среды. Прошло уже несколько лет, как ее роман с Айтором Ибаррой закончился, но они остались друзьями, и она иногда навещала его. Инсульт сделал его инвалидом, и он с трудом говорил, но голова была ясная, как и раньше, а нюх на выгодные сделки, которые теперь осуществлял его старший сын, не ослабел. Он жил в доме, в верхней части Кумбрус-де-Курумо[40], откуда открывался панорамный вид на Каракас, выращивал орхидеи и коллекционировал редких птиц и автомобили ручной сборки. Это была закрытая территория, густо заросший парк, а в нем несколько домов, и все было окружено крепостной стеной, вдоль которой ходил вооруженный охранник; там же жили оба его женатых сына и многочисленные внуки. Айтор считал, что его жена не подозревала об отношениях с Росер, но она сомневалась, что это так, поскольку наверняка за эти годы они оставили множество следов. Она решила, что королева красоты молча смирилась с тем, что ее муж — бабник, как и многие другие мужчины, для которых связи с женщинами служат подтверждением их мужественности, и не обращала на это внимания; она была законная жена, мать его детей, и только она что-то для него значила. После того как его разбил паралич, он принадлежал только ей, и она полюбила его еще больше, чем раньше, потому что открыла для себя его многочисленные достоинства, которые в суете прежней жизни не могла оценить. Оба старели в совершенной гармонии, в окружении большой семьи.

— Видишь, Росер, как говорится, нет худа без добра. В кресле на колесиках я лучший муж, отец и дед, чем если бы ходил на своих ногах. И пусть ты мне не веришь, но я счастлив, — сказал он ей однажды, когда она пришла навестить его. Чтобы не нарушать душевный покой своего друга, она никогда не рассказывала ему, как важны для нее воспоминания о тех вечерах с поцелуями и белым вином.