У кромки воды

И залились истерическим смехом. Хэнк ухватил Эллиса за бедро и от души встряхнул, прежде чем повалиться на спину и задрыгать ногами в воздухе. Эллис тоже рухнул на спину, обняв себя за бока и колотя ногой по земле.

– Ну конечно, – наконец произнес Эллис, утирая слезы.

Вид у него был безумный.

– Подвесить пару овец над водой, да? Или, думаешь, оно предпочтет детей? Я точно видел в деревне школу.

– Даже лучше, давайте просто подзовем его свистом, – сказал Хэнк, не прекращая хихикать. – Может, оно даже покажет пару трюков, если мы дадим ему вкусненького?

– Посвистеть! – воскликнул Эллис. – Ну конечно! Как мы раньше не додумались!

Они снова начали подвывать, колотя по одеялу кулаками; лица у них были багровые.

Я захлопнула рот и отвернулась. До меня наконец дошло, что происходит. Был еще только полдень, но они оба уже напились.

Через час, когда морось превратилась в водяные пули, а истерия Хэнка и Эллиса уступила место мрачной пьяной решимости, я поняла, что больше не могу это выносить.

– Я возвращаюсь, – сказала я.

– Сейчас мы сворачиваться не будем, – отрезал Хэнк. – Осталось еще несколько часов до сумерек.

– Я пойду пешком, – ответила я, поднимаясь на зыбкой земле.

Ноги у меня затекли и ныли из-за того, что я сидела, подвернув их под себя.

– Где дорога?

– Вот там, – отозвался Хэнк, показывая себе за плечо. – Поверни направо. Тут всего-то миля с небольшим.

Я нагнулась за противогазом. Эллис смотрел на меня.

– Хэнк, мы должны ее отвезти.

– Почему?

– Потому что дождь идет.

– Над лодкой тоже будет идти дождь, – заметил Хэнк.

– А если она не сможет найти гостиницу?

– Сможет, конечно. Она умная девочка.

– Все в порядке, – сказала я. – Я найду ее.

– Ну и ладно, – ответил Хэнк. – Если ты уверена.

Эллис по-прежнему смотрел на меня.

– Все хорошо. Правда. Не так тут и далеко, – сказала я.

На его лице отразилось облегчение.

– Умница, Мэдди. Ты лучше всех. Отлив тебя, разбили форму.

– Мне это постоянно говорят.

Я двинулась по склону холма, с трудом сгибая колени.

– Она потрясающая, правда, – сказал Хэнк. – Твой лучший выигрыш в орлянку. А я теперь, надо понимать, застрял с Вайолет…

– Нечего жаловаться. Она в сто раз лучше, чем те ноющие въедливые овцы, которых матушка выстраивала ко мне в очередь, – ответил Эллис.

Я остановилась и медленно обернулась. Они сидели бок о бок на одеяле, осматривая озеро в бинокли и не подозревая, что я все еще здесь.

Я тащилась обратно в деревню, натянув шляпку на уши, подняв воротник и глубоко засунув руки в карманы. Не сводила глаз с дороги, наблюдая, как капли дождя бились о землю и сливались с другими, прежде чем заструиться ручейками по земле.

Я пыталась по-разному осмыслить то, что только что услышала, так и эдак поворачивая в уме слова Хэнка в надежде, что ошиблась, и в итоге пришла к выводу, что все поняла правильно. Меня выиграли в орлянку. В орлянку!

Каким бы возмутительным это ни казалось, стоило мне оглянуться на нашу совместную историю, становилось ясно, что ничто в ней не противоречило такому варианту.

Мы встретились летом, когда я окончила школу мисс Портер и все еще надеялась, что сама поступлю в колледж. Многие бывшие одноклассницы собирались в колледж Сары Лоуренс или Брин-Мор, но я, как бы мне ни хотелось быть среди них, не знала, как к этому подступиться. Я понимала, что от отца помощи ждать не приходится, он даже не попытался добыть для меня приглашения на бал Ассамблеи и явно забыл, что я приеду домой на лето. Через несколько дней после моего возвращения он отбыл на Кубу, где провел лето за глубоководной рыбалкой.

Предоставленная самой себе, я сложила вещи и отправилась в Бар-Харбор, влившись в поток жителей Филадельфии, уезжавших на лето в загородные дома. Отец не открывал наш дом со времен grand scandale с моей матерью, и поездка, да еще и в одиночестве, в равной мере меня пугала и волновала. Меня больше частью держали взаперти с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, и теперь мне впервые представилась возможность пообщаться с ровесниками в родном городе. Я надеялась, что они меня примут, что бы ни шептали их родители. Девочки в школе мисс Портер меня не жаловали.

Беспокоилась я зря, поскольку Хэнк, Эллис и Фредди тут же взяли меня под свои общие крылья. Им было наплевать на запятнанную репутацию моей семьи – что там, у Эллиса и Хэнка у самих репутации были нисколько не лучше. Они все звали себя гарвардцами, но только Фредди получил диплом. Эллис был из тех, кого эвфемистически называли «рождественскими выпускниками» – он вылетел в середине первого курса, а Хэнка исключили вскоре после того, за попытку сдать в качестве своей работы один из трудов Джона Мейнарда Кейнса. И потом, у Хэнка, разумеется, была девушка с кухни.

Хэнк был заводилой: вылитый Кларк Гейбл, с опасными повадками, которые девушки находили неотразимыми. Ни слухи о кухонной прислуге, ни позор плагиатора не отвращали исполненных надежды дебютанток или их родителей, поскольку Хэнк был единственным наследником своего дяди-холостяка Уанамейкера, бывшего в то время президентом клуба «Горшок и чайник».