У кромки воды

Эллис споткнулся о край ковра и полетел вперед, ухватившись за спинку кресла. Потом обошел его кругом, продолжая держаться за спинку, и плюхнулся на сиденье. Глаза у него были налиты кровью, лоб блестел, и меня охватил страх.

Хэнк так засмотрелся на Мэг, что сперва сел на подлокотник кресла, а потом повалился боком, так что голова его свесилась с одного обитого тканью валика, а ноги так и остались болтаться поверх другого. Несколько мгновений пролежав в остолбенении, Хэнк кое-как выпрямился.

Эллис осмотрел меня с ног до головы. Прищурился. Скривил губы от отвращения.

– Это что?

Я знала, что он говорит о моем дешевом платье и о том, что я без чулок, но изобразила непонимание.

– Они собираются на танцы, – сказала я. – Сегодня Валентинов день.

– Что? – спросил Хэнк. – Ах, черт. Нужно было что-то послать Вайолет.

– Нет, я про то, как ты… вырядилась, – сказал Эллис, махнув рукой в мою сторону. – Что-то среднее между судомойкой и уличной девкой.

Я захлопнула рот. Не было толку объяснять ему, почему я так оделась. Не было толку вообще ни в чем, разве что молчать и надеяться, что он на том и остановится.

– А я считаю, что на ней просто глаз отдыхает, – произнес Хэнк, по-прежнему не сводя взор с Мэг. – Знал бы я, что она придет в такой восторг от пары чулок, я бы ей дюжину подарил. Сколько захочет, столько бы и подарил. В общем, так и не скажешь сразу, что бы я мог этой девушке подарить. С таким лицом и фигурой она могла бы и положение в обществе получить, как мать Мэдди.

Он ненадолго повернулся ко мне:

– Не обижайся, радость моя.

– Не вяжись с отбросами, Хэнк, – отозвался Эллис, глядя на меня. – Кровь даст о себе знать. Всегда так бывает.

– Что? – рассеянно спросил Хэнк.

Он снова созерцал лодыжки Мэг.

– Шелковый кошелек не сошьешь, вот что, – ответил Эллис.

– Но это точно шелк. Ты глянь на эти ножки. Они же в милю длиной. И заслуживают только лучшего шелка…

– Хэнк? – в отчаянии позвала я.

Помахала, пытаясь привлечь его внимание.

– Хэнк!

Он быстро глянул на меня и сказал:

– Ты тоже мило выглядишь, Мэдди. Шелковый кошелек, безусловно.

– Мэдди, а этот твой шелковый кошелек, – с убийственной решимостью произнес Эллис, – он красный или зеленый?

Меня затопила изнутри волна адреналина.

– Прошу прощения? – сказала я.

– Красный или зеленый?

– Лучшая парча, истинный калейдоскоп цветов, – сказал Хэнк, по-прежнему не обращая внимания на параллельный разговор.

– Мэдди? Ты мне не ответила, – продолжал Эллис.

Уголок его правого глаза начал подрагивать.

– Не могу, – сказала я, глядя себе на колени.

– И почему же?

– Потому что ты был прав.

– В чем?

– Во всем.

– Скажи!

– Хорошо! Нет никакого шелкового кошелька! Только свиное ухо!

Он желчно рассмеялся:

– Покорность – вот цвет, который тебе к лицу, дорогая. Носи его почаще.

– Тебе видней, – сказала я, отворачиваясь к бару.

Мэг подавала куски кекса восхищенным зрителям. Рори все еще не было, и, несмотря на то что Мэг старалась держаться, я видела, что она сникла.

– Я бы не отказался от ее сладенького, – тихо присвистнув, произнес Хэнк.

Он внезапно развернулся в кресле.

– Слушайте, дети мои, мне пришла в голову безумная мысль! Пойдемте на танцы – это будет как бал слуг на Рождество! Вы, влюбленные голубки, сами себя развлечете, а я… ну, я могу себе тоже голубушку найти. Чтобы она мне помогла в трудную минуту, так сказать.

Он выжидающе улыбнулся. Никто из нас не ответил, и улыбка Хэнка угасла. Взгляд его с подозрением заметался между нами.

– Ох, ну вы что, – застонал он, прежде чем в отчаянии уставиться в потолок. – Вы опять за свое? Дайте угадаю. Эллис сказал какую-то несусветную глупость, и теперь ты с ним не разговариваешь. Черт, ты на него даже не смотришь. Что, в браке с людьми вот так и бывает? Неудивительно, что я ничего подобного не хочу. В вас обоих ни капли веселья не осталось.

Он вздохнул и снова повернулся к бару.

– А вот в этой, похоже, пара капель веселья наберется…

Глава 29

Ровно в восемь братья-близнецы из Галифакса упали на колени и преподнесли своим избранницам одинаковые обручальные кольца. Когда зардевшиеся девушки сказали «да», остальные лесорубы грянули хором, поздравив будущих невест песней «О, Канада». Едва они запели, старый Иэн Макинтош сбегал через дорогу, вернулся с волынкой и вступил, аккомпанируя молодым людям, которые продолжили прочувствованным исполнением «Прощания с Новой Шотландией».

Эллис упорно прихлебывал виски и смотрел на меня так, словно хотел убить.

На половине баллады о Новой Шотландии я поняла, что больше не могу это выносить, и бросилась наверх, где заперлась в своей комнате и прислонилась к двери, тяжело дыша.

Не прошло и двух минут – на первом этаже все еще надрывалась волынка, – когда мне показалось, что я что-то услышала, и я прильнула ухом к двери. Эллис, ругаясь и спотыкаясь, двигался по коридору – разумеется, к моей комнате. Обнаружив, что дверь заперта, он начал в нее колотить.

– Мэдди! Мэдди! Открой чертову дверь!

– Уходи!

Я забилась на кровать и подтянула колени к груди.

– Открой дверь, я сказал! Я серьезно!