У крутого обрыва

Это был не праздный вопрос — ведь против Березкина нашлись только косвенные улики. И мне тоже казалось, что в нерасторжимую цепь они не замкнулись.

— Вот видите, — резко сказал Березкин. — Вы думаете так, я думаю этак, а следователь совсем иначе. Какая же это наука, если каждый может думать по-своему, а проверить ничего нельзя… Уж вы как хотите, а я науку без объективных критериев не признаю за науку…

Спорить с ним было интересно, в нем чувствовался природный дар полемиста, нарочито обостряющего проблему и доводящего доводы оппонента до явного абсурда. Раздражала, однако, его желчь, его грубость, тем более непонятная, что обращался он к своему защитнику, пришедшему, чтобы помочь.

— За вас, — сказал я, — Таманский бьется, как лев.

Он поморщился:

— Лучше бы крепче запирал свои проклятые медальоны. Кто-то украл, а мне страдать.

Я невольно подмечал, как он прячет свой взгляд, как ловко уходит от вопросов по существу. Стоило мне коснуться сколь-нибудь важной улики, он махал рукой:

— Чепуха!

И тут же задавал очередной «философский» вопрос или просил достать научную книгу.

Наша беседа уже подходила к концу, когда я напомнил:

— Против вас еще ваша прежняя судимость. Формально она не в счет, но фактически… Ведь восемь лет назад по странному совпадению вы украли деньги у своего близкого друга!

Березкин вспыхнул:

— Это что — доказательство?..

— Нет, конечно, — сказал я. — Но все же довод…

…За четыре дня до того, как Таманский обнаружил кражу, Березкин «с неустановленным лицом женского пола» приезжал на дачу — их случайно видела из окна своего дома учительница местной школы. «Неустановленное лицо» вскоре стало «установленным». Лина Артемова, чертежница одного московского института, подтвердила, что вместе с Березкиным она ездила на дачу к Таманскому и что медальоны на стене, хоть и мельком, видела своими глазами. Вечер она провела в другой комнате, но Березкин часто отлучался, и тогда из комнаты, где висят медальоны, она слышала какой-то шум.

Правда, на обратном, пути в Москву у Березкина не было ни сумки, ни чемодана. Но медальоны вполне могли поместиться в карманах.

И еще было несколько разных улик. На ящике секретера, где хранилась самая ценная из всей коллекции миниатюра, отыскали-таки след руки Березкина. В его квартире никаких медальонов не оказалось, но зато нашли изогнутый золоченый кусочек металла, который вполне мог быть обломком старинной оправы.

Я чувствовал, как все больше проникаюсь верой в правоту обвинения, но вовремя устыдился: кто меня, собственно, уполномочил выносить Березкину приговор?

— Решитесь ли вы, товарищи судьи, — сказал я в защитительной речи, — вынести обвинительный приговор на основании косвенных улик, которые не замыкаются в нерасторжимую цепь? — Я бросил взгляд на Березкина: ироническая улыбка не сходила с его лица. — Пропажа медальонов обнаружена после приезда Березкина. Но ведь «после» не значит «поэтому» — старое правило логики, известное еще древним римлянам. Не будем от него отказываться, оно выдержало испытание временем. Артемова слышала шум в комнате, но почему непременно это был шум вора? Вообще, в принципе, медальоны могли, конечно, поместиться в карманах. Но где доказательства, что они реально поместились в карманах Березкина? Отпечатки пальцев на секретере оставлены подсудимым, но известно, что он прикасался к этому секретеру десятки, сотни раз. Кто установит теперь дату найденного отпечатка?.. Да, ключ был у Березкина, но не только у него — еще и у сторожа. Наконец, ключ могли украсть, заказать такой же, а потом незаметно вернуть. Или просто сделать с него слепок.

Потом друзья упрекнули меня: по неписаным правилам адвокатской этики нельзя защищать одного, «топя» другого. Иначе говоря, спасай Березкина, но не бросай тень на сторожа.

Ясное дело, обвинять я не вправе — не мое это дело, не мой долг. Когда я вижу, к примеру, адвоката, который от имени потерпевшего требует для виновного суровой кары, мне стыдно за своего коллегу: обвинители найдутся и без него, негоже ему браться за чужую роль.

Но, предлагая проверить различные версии, я никого не обвиняю. Я только хочу добраться до истины. И показать, что версия, казавшаяся следователю самой реальной, не более вероятна, чем много других.

Вот почему я сказал тогда судьям:

— Против сторожа улик собрано не меньше, чем против Березкина. Почему из числа заподозренных исключена, к примеру, Артемова? А главное, где медальоны? Надо искать.

С этим суд согласился. Дело отправили на доследование, а Березкина освободили из-под стражи: суд не осмелился держать его в предварительном заключении при столь сомнительных уликах.

Мы вышли на улицу: Березкин в обнимку с Таманским и я рядом с ними, радующийся их дружбе, их вере друг в друга.

Березкин сухо пожал мою руку:

— Возможно, я пересмотрю свое отношение к вашей науке…

В метро, возвращаясь с процесса, я увидел прокурора. Подошел.

— Поздравляю с успехом, — сказал прокурор. — Хотя у меня нет ни малейших сомнений: украл медальоны Березкин.

— Вы располагаете дополнительными уликами?