У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем

— Не бойся, моя хорошая, — глухо и с немного раскатистым «р» успокаивал меня Дин, — завтра к вечеру доберемся до гор, еще три дня на переход — и мы на своих землях.

— На наших землях! — ехидно уточнил Дашек. — Моему клану впору начинать с вас всех подати брать. А то мы, пограничники, не живем, а вечно служим вам защитой и преградой…

— Ну ты прямо как тот кабан, — ядовито процедил Глен. — Тоже уж такой защитник был, только вони от него слишком много…

— Ты на что намекаешь, болезный? — дружно вскинулись братья-гиены.

— Да зачем намекать, я прямо говорю! — рыкнул Глен, настроения которому ноющие исполосованные брюхо и грудь не добавляли. — Вдоль всей Большой гряды не только ваш клан в защитниках состоит. Мы все своих лучших воинов к вам отправляем на службу, а как лавры собирать, так вы единственные.

— Дымовичи тоже у границ с восточными живут и сами свои земли охраняют, еще и вам помогают, — поддержал Глена другой раненый, сидевший рядом с ним в телеге. Верно, из тех мест.

— Там зарвавшихся князей пока не завелось, и вы только от душников земли чистите, а к нам все отморозки лезут, — набивали себе цену гиены.

Я навострила уши, уж больно интересно послушать будущих соседей: чем они дышат, как дружат. Дин тихонько усмехнулся, заметив мое любопытство, легонечко, игриво так, куснул меня за ухо и перехватил мои руки. Положил обе себе на ладонь, на которую повесил повод, а второй рукой начал поглаживать пальцы. Кажется, он именно мне показывал, какая маленькая у меня ладошка по сравнению с его рукой с длинными, сильными пальцами, с шершавыми подушечками, свойственными всем кошкам. И когда он повел шершавыми кончиками вдоль моих рук, слегка поглаживая, лаская, я замерла от разливающегося по телу тепла. Не обычного или душевного, нет, от настоящего, чувственного.

— Дин, — сипло шепнула я, не то умоляя, не то возмущаясь.

Мой соблазнитель довольно усмехнулся, и я ощутила его улыбку макушкой.

— Как чудно порой бывает. Мы так похожи на других. Кажется, что вокруг все одинаковые, часто непримечательные, пресные… а жизнь — сплошная обыденность и тьма обязанностей, которыми ты заполняешь свою никчемную жизнь, — издалека начал Дин, но я догадалась, что вот-вот скажет о чем-то важном или интересном. — Но одним пригожим днем ты вдруг сталкиваешься с худенькой девицей, одетой как парнишка, и от одного ее неумелого поцелуя напрочь теряешь голову. Ты не знаешь, как ее зовут, даже как она пахнет, откуда свалилась к тебе в руки и почему так стремительно удрала, опозорив при этом.

Выслушав признание, я едва слышно выдохнула:

— Прости…

— Простил, сразу же. А вот за то, что потом целый день искал тебя по всему Малиннику, переживал, что встретил и сразу же потерял, ночь не спал в думах, где дальше искать хорошенькую кошку, — прощу не скоро. Даже Мирон с Хвесей в храм без меня ходили, пока я метался как ошпаренный по городу. Ведь запаха-то у тебя не было. А следы пропали сразу, площадь большая, народу тьма, — незлобиво попенял Дин, прижавшись виском к моему уху.

— Ты меня искал? — потрясенно выдохнула я, замирая от восторга.

— А нам он не признался, чего как ужаленный носился по улицам наперегонки с медведями, — проворчал Мирон, обернувшись с козел своей телеги. — Я чуть не обиделся: друг, называется, мне счастье привалило — жену нашел, а он унесся, как на охоту. Да, хвала Луне, Далей надоумил не мешать ему свое счастье искать…

— То-то я смотрю, тебя, Дин, так та неудача напугала, что ты свою кошку сразу под мышку засунул и больше не выпускаешь, — хохотнул Глен, сразу поморщившись от боли.

Дашек и Мишек, как обычно, подкалывали:

— Ага, только в реке поплавать и решился отпустить. Правда, потом всем обозом ловили, но кто старое помянет, у того хвост отвалится. А так наш тигр свою зазнобу все под чугунным котлом прячет, чтобы, наверное, не увели из-под носа драгоценную…

— Если не заткнетесь, друзья-соседи, то… — пригрозил Дин.

Какое там, ото всех желающих высказаться понеслось:

— Глухую!

— Слепую!

— Доверчивую!

— Саму невинность!

— Бедняжку! — припечатал Наум, неожиданно присоединившись к гоготу остальных насмешников.

Эльса привстала на коленях и, уперев кулаки в бока, в своей обычной манере уточнила с угрозой:

— С чего это — глухую, слепую и прочее?

Гиены переглянулись и не без азарта начали перечислять:

— Предупреждений не слушает.

— Опасности не видит.

— Доверяет некоторым, а те ее в самый неподходящий момент из телеги под ноги тиграм вышвыривают. — Это был большой камень в огород моей подружки, и она сразу скуксилась.

— Про могучих жеребцов ничего не знает — повезло тем самым тиграм, — продолжали похихикивать братья.

— Как такая замечательная девица, да еще с нужным, ценным даром будет уживаться с вами, хитрыми котами, в Еловом ручье… даже не знаем. Может, лучше к нам поедет?

Эльса, красная как рак, беспомощно хватала ртом воздух. Допекли ее все-таки язвы-гиены. Я тоже насторожилась, не зная, как относиться к подобным, недобрым шуточкам.

Дин зловеще хмыкнул и пообещал: