У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем

Тут уж я не выдержала, криво усмехнулась и раскрыла секрет:

— Видишь ли, грамотейка липовая, этот отвар для стариков предназначен. У них частенько живот пучит, да запорами маются. А этот отвар помогает… расслабляет… очищает… кишки болезным. — Пока перечисляла, выражение торжества на симпатичном личике шакаленка сменялось недоумением, сомнением, страхом. — Ошиблась ты, догадливая наша, не «Запах» тут написано, а «Запор». Просто последняя буква стерлась!

Я нашла в кибитке новый глиняный горшок, раздобытый Мараном, после того как первый не выдержал удара о крепкую разбойничью голову, и сунула его в руки Марийке, не без ехидства посоветовав:

— Бери-бери, горюшко, не стесняйся. Дня на два вы с ним сроднитесь ближе некуда, потому что отварчик мой хороший, я плохих не держу, а выпила ты достаточно, чтобы за троих пронесло. Ехать нам с тобой теперь хлопотно будет, зато на смотрины к князю явишься как новенькая, очищенная и благоухающая.

Дальше громкий, рычащий звук, издаваемый Марийкиным животом, был тому подтверждением.

— Ой! — пискнула дуреха, испуганно обхватывая себя руками, и поспешила к пологу.

— Заодно лопухов с собой набери. Да побольше! — крикнула я ей вдогонку.

* * *

Неунывающая и неумолкающая Глаша, не выдержав длительного молчания и заметив трусивших мимо нас на кобыле двух седоков — парня, крепко и бережно обнимавшего девушку, — вернулась к излюбленной теме:

— Маманя сказала, что любовь, она такая, всегда неожиданно приходит…

На другом конце повозки маялась животом Марийка, стыдливо прикрывшись от нас на горшке одеялом, издавая уже изрядно надоевшие звуки, сопровождаемые скверным запахом. Мы с подругой по несчастью дружно уткнулись носами в платки, пережидая очередной приступ.

— О силы небесные! — взвыла я. — Когда же это закончится?

И тут Марийку неожиданно прорвало:

— Сама виновата! — она чуть не плакала, обвиняя меня. — Надо лучше бутылки подписывать! А то путаешь честной народ…

— Это кто здесь честной народ? — возмущению моему не было предела, тем более от вони глаза слезились. Вытерла и ядовито добавила: — Хорошо! Будь по-твоему, в следующий раз подпишу: здесь лежат деньги, а вот здесь, уважаемые воришки, — ядовитые настойки. Смотрите не ошибитесь!

Вит, не оборачиваясь, прибавил свой алтын:

— А что делать не ученым грамоте ворам? Нешто травиться?

Рядом проехал охранник и, заглянув в кибитку через плечо возницы, прорычал:

— Учиться! Да не совать нос куда не следует. А то с такими девицами задохнуться недолго, вон как смердят.

Я хмыкнула: ох и бедовая девчонка попалась, хлебнула едва не половину пузырька, вот и страдает теперь и от поноса, и от стыда. Кто же из-за нее обоз задерживать в пути будет? Да в такое неспокойное время?! Глава обоза, узнав, отчего шакаленок в кустах засела, в лучших традициях отчитал всех налево-направо, мол, свалили на его голову все, кому не лень, своих дур малолетних. А ему сопли вытирай всю дорогу!

Затем, не слушая моих тихих просьб задержаться до завтрашнего утра, приказал Марийке набрать ворох лопухов, подсадил ее, бедную, с громко урчащим животом, в кибитку и рыкнул, что раз мы такие недалекие девицы, дурью маемся, вот и посидим в компании друг друга, авось поумнеем. Я хотела было возмутиться нелестным мнением о себе лично, но, увидев заплаканную Марийку, насупилась и не сказала ни слова. Просто сунула ей другой пузырек для поправки.

Вот так и катили мы полдня: я с Глашей — поближе к Виту, высунувшись наружу, а Марийка — с другой стороны, сидя на горшке и время от времени выкидывая наружу лопухи. На «радость» вознице ехавшей позади телеги и Марану, тихо рычавшему, проезжая мимо, дескать, впервые в столицу, как навозный жук, въезжает. Хотя, честно сказать, к полудню шакаленку полегчало, она даже на корзину со съестным посматривать начала.

Веселая дорога!

Тракт медленно ползет вверх, лениво огибая обрывистые поймы широкой реки, несущей свои воды на север. С противоположной стороны зеленеют поля с озимыми, жадно тянущимися к весеннему солнышку, перемежающиеся с деревеньками и хуторами. Доносится запах печного дыма, свежего хлеба и собачий лай. Наконец впереди показался большой город. Аверт! Не какой-нибудь завалящий Шварт, а столица Северного княжества — вотчины Валиана, почитай.

Раньше здесь вполне мирно уживались сразу три крупных клана: лис, волков и медведей, и связывали их семейства крепкие брачные узы. Но со временем здешние оборотни роднились с другими четвероногими. Вот так и Валиан еще котенком в Аверте появился. Его мать второй раз вышла замуж за медведя — сурового, но справедливого и уважаемого городского судью, который принял котенка леопарда, став ему приемным отцом.