У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем

Как говорят, именно хорошее отношение народа к отчиму будущего князя помогло ему взять власть, подмять под себя глав родов, а затем и объединить в княжество. И еще слухи ходят, что собственная семья у Валиана теперь не в чести, запрещено им в столице показываться. Так и живут в дальнем поместье где-то. А всего-то бывший судья пытался вразумить приемыша, чтобы тот не выдумывал с княжеством, с войной опять же. Но молодой леопард, одурманенный сладкими речами заморского змея о безграничной власти, чуть не казнил отчима. Благо мать вмешалась — валялась в сыновьих ногах, умоляла за супруга.

Это нам пожилой енот, возвращавшийся в город с рыбалки, поведал, которому Вит предложил подъехать в нашей повозке, чтобы разжиться новостями. Вот и слушали мы с Глашей и Марийкой новости от авертца, дружно приоткрыв рты от любопытства. А хитрюга песец, по-компанейски пригласивший енота сесть рядом, нет-нет да бросал на меня внимательные взгляды — надеялся, небось, что дурная молва отвратит от князя. На Марийку уж точно повлияла: та сидела тихонько, держась за бортик, и шелохнуться боялась, глаза круглые-прекруглые, все запоминала. Хотя, скорее всего, зелье еще действовало.

Мимо нас проскакал, поднимая пыль, очередной разъезд — наемники Валиана. Все в черных одеждах, с суровыми лицами. Наш спутник-енот неосознанно передернулся при виде их, прижав к голове круглые темные уши и нахмурив белесые густые брови. Черными яркими глазами-бусинами с затаенной ненавистью проводил наемников и выругался:

— Звери безродные!

— А папа говорит… — открыла рот Глаша, собираясь поделиться очередным мнением своего родственника.

Но Вит тут же шикнул на нее и тихонько обратился к еноту:

— Сильно злобствуют?

Старый рыбак лишь кивнул устало, а потом добавил, собрав на лбу глубокие морщины:

— Наш князюшка больно много воли им дал, а они и пользуются. Эх, собрал ведь свои отряды из разного сброда — отчаянного, бывалого, кто без корней, без роду-племени. Кого свои же взашей погнали за непотребство и разбой. Что от таких перекати-поле ждать-то?

— Да уж, рискует князь-то… — согласился Вит.

— Народ пока терпит, — рассеянно ответил наш спутник, провожая глазами пару торговцев на телегах.

Я в очередной раз подивилась: и вправду в столице не заморачиваются старыми устоями. Мужчины не прячут хвосты, по которым можно легко определить, даже не принюхиваясь, не только вид оборотня, но и какие чувства тот испытывает. Пятая конечность частенько выдает мысли хозяина.

— Пока? — Вит заломил седую бровь.

Енот на нас мельком оглянулся, заметил, что Глаша отвлеклась, подтягивая к себе ковер, и тихонько поделился:

— Пока! Бают в столице, в торговых рядах, что слишком много власти в одних лапах — неправильно. Валиан исконные авертовские семейства пытается развалить, боле никому не доверяет, вот и жен из дальних выбирает, хоть и заставил городских своих дочерей тоже привести на смотрины.

— Срамота-а-а… — поддакнул Вит, вновь бросив на меня хитрый взгляд.

На въезде в Аверт обоз остановился у перегородившего дорогу бревна. До нас долетел яростный спор Марана с городской стражей, требовавшей подать за въезд, собираемую со всех торговцев. Наш обозный громко втолковывал стражам, что не торговать в столицу едет, а дань князю везет, предлагая им «стребовать подать с его светлости, коль ему поклажу доставили». Судя по злобным лицам служивых, поднявших бревно, Маран спор выиграл.

Вскоре мы ехали по столице мимо первых домов, где и попрощались с разговорчивым енотом. Улицы здесь широкие, задуманные так, чтобы две телеги спокойно разъехаться могли. Видно, что с умом город строили в свое время. Дома даже на окраине добротные, с двускатными черепичными крышами. Жители снуют мимо, все занятые, хотя и праздно прогуливающихся достаточно. Мы с Глашей, будто зачарованные, таращились на окружающий люд. Кого здесь только не было: и нарядные девчонки-лу, и более степенные амы, и солидные аты в сафьяновых сапогах, широких штанах и плотных кафтанах, свысока поглядывающие на тех, кто попроще и победнее. Юркими сурками сновала ребятня, кричали лоточники, расхваливая свой нехитрый товар.

Неожиданно к нам подъехал Маран и сунул мне в руки большой туес с еще теплыми пирожками. Красота!

— Благодарствуйте! — восторженно выдохнула Глашка, сцапав верхний пирожок.

Маран смерил ее необычно внимательным, оценивающим взглядом, долгим таким, о чем-то раздумывая. Не знаю, может, мужчины умеют читать мысли друг друга, а может, думают об одном и том же, но Вит, глубокомысленно хмыкнув, предложил:

— Ну да, приодеть ее покрасивше, глядишь, на тело бы и купился… такая краса пропадает.

Возничий переглянулся с обозничим, и оба понятливо ухмыльнулись.

— Пойду поспрошаю, кто в долю войдет, — неожиданно весело сказал Маран и приотстал.

Затем донеслись голоса соклановцев:

— Я в доле!

— И я! У меня тоже молодая жена и, может, скоро понесет…

— …А если ее приодеть, может и повезет: западет.