У Лукоморья

В одном из своих писем к Кульжинской (4 октября 1906 года) Ольденбург сообщает ей, что «22 сентября 1906 года им было доложено комиссии о пожертвовании вами для будущих коллекций «Дома Пушкина» портрета вашей бабушки А. П. Керн и пушкинской скамеечки, сохранившейся в вашей семье...». Про эту скамеечку нам рассказывает сама Анна Петровна в своих «Воспоминаниях»: в 1828—1829 годах в Петербурге Пушкин частенько бывал у нее в гостях. По ее словам, они вспоминали Тригорское, Михайловское... «Он приехал ко мне вечером (19 января 1829 года) и, усевшись на маленькой скамеечке (которая хранится у меня как святыня), написал на какой-то записке: «Я ехал к вам» и т. д. Писавши эти стихи и напевая их своим звучным голосом, он, при стихе:

...и месяц с левой стороны
сопровождал меня уныло,

заметил, смеясь: „разумеется, с левой, потому что ехал обратно“».

Интересно отметить, что скамеечка внесена в фонд реликвий Пушкинского дома не как «пушкинская скамеечка», не как «скамеечка Керн», а как «скамеечка из Михайловского». Однако нет никакого сомнения в том, что скамеечка, которая сегодня стоит в михайловском кабинете Пушкина, это и есть та самая, о которой пишет Анна Петровна и которую она хранила как реликвию.

Эту свою скамеечку она возила с собой, когда уже старушкой ездила к своим друзьям туда-сюда — близко-далёко... Об этой скамеечке вспоминает великолукский помещик В. Рокотов, с которым была хорошо знакома Анна Петровна и бывала у него в гостях в пушкинские времена.

Летом 1860 года Анна Петровна решила вновь посетить пушкинский уголок земли, побывать в памятных для нее местах Пскова, Острова, в Тригорском, Михайловском. Но, увы... Встреча не состоялась. Сын поэта Григорий Александрович и Осиповы-Вульф были в отъезде. Она двинулась в Великие Луки к Рокотовым, у которых гостила несколько дней и присутствовала на одном из музыкальных вечеров. Рокотов рассказывает: «Подъехав к крыльцу, она еле-еле вышла из кареты и пошла ко мне навстречу. За ней шел кучер, несший маленькую подножную скамеечку. Войдя в дом и сев в кресло, она попросила подать ей скамеечку, положив на нее ноги, поправив юбку...»

Немного вещей из пушкинского обихода сохранилось до наших дней в подлинном виде. Беспощадное время унесло большинство из них. Взамен мы видим сегодня в музеях Михайловского и Тригорского «дубликаты» или вещи похожие, близкие к оригиналам. Поэтому особенно дороги для нас подлинные вещи даже друзей и знакомых Пушкина, которые связаны не только с их владельцами, но и с Пушкиным. Среди таких вещей и наша чудесная подножная скамеечка Анны Петровны Керн, хранящая эхо пушкинских строк:

Я ехал к вам: живые сны
За мной вились толпой игривой,
И месяц с правой стороны
Сопровождал мой бег ретивый.

Я ехал прочь: иные сны...

Душе влюбленной грустно было,
И месяц с левой стороны
Сопровождал меня уныло.

Мечтанью вечному в тиши

Так предаемся мы, поэты;
Так суеверные приметы
Согласны с чувствами души.

МОСКОВСКИЕ „ЗЕМФИРА И АЛЕКО“

(Карикатура на А. С. Пушкина, 1829 г.)

Почти в каждом музее есть вещи нераспознанные, «глухие», «немые», они как бы покрыты таинственными печатями... Заставить их рассказать о себе — дело очень трудное. Помогают лишь знания да случай.

Есть такие предметы и в нашем музее. Об одном из них мне хочется поведать читателю. Речь идет о маленьком рисунке пушкинского времени, исполненном цветной акварелью, наклеенном на тонкий старинный картон. Верхняя часть рисунка отрезана и вновь подклеена к своей основе. Оборотная сторона картона оклеена коричневой бумагой, раскрашенной «под мрамор». Вверху, одна под другой, две узенькие бумажные наклейки в виде полосок, с текстом на французском языке. Текст составлен из слов, вырезанных из какой-то книги или журнала начала XIX века. На первой полоске шесть наклеек, на второй — одиннадцать. В переводе это читается так: «Автор в роли своего героя, или новые Земфира и Алеко».

Текст должен объяснить сюжет акварели. Что же изображено на ней?