У меня девять жизней

Колька еще немного постоял на поляне, хмурясь от головной боли и соображая. Вот они узнали язык, и по логике должно стать легче, а стало непонятно и тягостно. Главное — непонятно, и поговорить не с кем. Плохо, плохо…

Он чувствовал — дело оборачивается очень плохо.

6

Рафаил лежал розовый, бритый. Спал, посвистывая вздернутым носом. Хоть здесь все спокойно… Колька рухнул на лежанку, взялся за виски.

— Бурмистров, болит голова?

— От голода, по-моему, а здесь пусто.

…"Ие-и-о», — провизжали голоса, завертелись оранжевые пятна. Кудрявая девушка протянула ему сверток, вроде блинчика с мясом. Колька пробормотал: «Прохладного полудня…»

— Прими это и съешь. Это бахуш.

В свертке были сушеные белые черви, какие попадаются в яблоках, но крупные, парафиновые — гадость.

— Оч-чень вкусно, похоже на снетки, — сказал Володя. — Ешь, ешь! Это не черви, — он хрустел бахушем вовсю.

— Ну, другая гадость, — Николай нерешительно попробовал и вдруг набросился на хрустящие соленые штучки, как собака весной на траву — с бессознательной жадностью. Голова начала проясняться, спадала боль.

Кудрявая прибежала, принесла кульком свернутый лист с кучей плодов; Колька, морщась от уходящей боли, смотрел на нее. Потрясающая эстетика движений… Ох, что за аппетит, чертовщина!

Они ели так, что треск стоял кругом, — охмелели и развеселились. Володя проговорил:

— Сиги. Необыкновенно вкусны с белым столовым вином, смотри нумер 1250…

Колька захохотал, брызнув оранжевой плодовой мякотью.

— Это сиги, а снетки?..

— «Привозятся в Петербург только морожеными. Это — самая мелкая рыба…». И дальше: «их совсем не потрошат, промыв только как можно лучше, осушить на салфетке».

— Ох-ха-ха! — заходился Колька. — Отлично! «К каждой книге приложен следующий мой штемпель!»

Хорошо! Будто они сидели в уютной кухне Клавдии Ивановны, Володькиной матери, и он, забавляясь, цитировал на память целые страницы из книги «Подарок молодым хозяйкам, или Средство к уменьшению расходов» — толстый золоченый корешок красовался на полке, рядом с эмалевыми вместилищами для круп…

Девушка наблюдала за ними внимательно.

— Ну, посмеялись, и к делу. Задаем вопросы, Вовк? Х-м… — Он заговорил на раджана, слушая свой голос: — Прохладного полудня тебе… — Ничего, получалось на раджана. — Мы не знаем твоего имени.

— Нанои мое имя. И вам прохладного полудня.

«Нанои — рыжая белка», — перевел Николай. — Подходящее имя.

— Скажи, Нанои, кто, из какой касты поможет нам, сопроводив нас к Железной дыне? Мы хотим отправиться туда с возможной поспешностью.

Она досмотрела еще внимательней.

— О, да ты воистину Адвеста… Тебе ведомы касты?

Он покраснел. «Адвеста» — шустрый, ловкий. Прилепили кличку! Но, действительно, названия каст сами поднялись из памяти: Управляющие Равновесием, Воспитатели, Врачи, Наблюдающие небо, Художники, Певцы, Кузнецы… Он повторил их по-русски, Володя поспешно чиркал карандашом, записывая. Почему-то Володя ничего не знал о кастах — странно. Нанои с интересом поглядывала на бумагу. Потрогала тонким пальцем обложку и сказала:

— О вас печется Брахак, Управляющий, и Ахука, Наблюдающий небо. Жара спадет через одну дюжинную, и, взяв птиц, они вас сопроводят.

Колька решил, что «взять птиц» — технический термин, вроде нашего «поехать на Красной стреле».

— Ты — Врач, Нанои. Позволишь ли ты теперь везти Раф-фаи к Железной дыне? Далекий и трудный путь.

— Он здоров, — послышался тихий ответ. — У Железной дыни я дам ему бахуш последний раз.

— Мое лицо обращено к тебе, как к звезде восхода, — он неуверенно выговорил формулу наибольшей благодарности. — Рафаил совсем, совсем здоров?

— Совсем, совсем, совсем! — Она сердито отвернулась.

Колька пожал плечами. Володя сказал:

— Посмотри, у Рафы и лицо стало розовое… Невероятно! — Счастливо улыбаясь, он перелистывал дневник. — Я подготовил вопросник.

Володя читал свои заметки, Колька переводил. Нанои отвечала. Народ именуется Раджана, как и язык (пение у Памяти называется «нарана-на»). Городов, точнее поселений, имеется дюжина дюжин приблизительно. Доподлинно это известно Наранам… На вопрос, едят ли здесь мясо, ответ был кратким, с оттенком брезгливости, — не едят.

Это походило на Индию, и Колька приободрился, но дальше следовало спросить: кто ваши боги? Слова «бог» и любого другого аналогичного понятия в словаре не оказалось. Религия, вера, культ, поклонение — тщетно… Колька с досадой покряхтел. В языке не было даже глагола «верить».

— Кто создал людей — нашелся Бурмистров.

Ответ был странный: «Людей создало Равновесие».

— Кто создал Равновесие, Врач Нанои?

— Раджаны, — ответила девушка с явным удивлением.

— М-да, — сказал Володя, — кольцовка… Спроси-ка, кто создал касты?

По-видимому, девушка теряла терпение. Ответом был вопрос:

— Разве в вашем Равновесии все Головастые делают одно?

Очень кстати разговор прервался. Опрокинулась корзинка, и на траву вывалился нардик — розовый клубок, — с писком пополз, таращась мокрым глазом посреди спины…

— Вовка, слушай… Они поклоняются этим вот и Наранам! В них все дело, я точно говорю, давай о них выспрашивать, а?

Но у Бурмистрова были свои соображения.