У меня к вам несколько вопросов

— Трудно идти против того, что хотят твои родители. Ты думаешь, что должен зарабатывать как минимум не меньше, чем они. А были и такие, как Серено, которые не выросли на всем готовом. Мои дед и отец вкалывали как проклятые, а у меня такая комфортная жизнь в профессуре, но всегда есть подстраховка.

— Подожди, я думала, Серено был при деньгах. — Я отпила, чтобы скрыть свою бездарную игру.

Майк наклонился ко мне.

— Вовсе нет. Он получал огромную стипендию, а последние два года за него платила семья Рэйчел Поупы.

— Почему они?

— Потому что могли. Я не знаю; просто он классный парень. И он умел обхаживать родителей своих друзей. Особенно мам. Мы над ним прикалывались, как он умел включать свою обходительность, типа: «Этот свитер так вам идет, миссис Стайлз».

Я ясно представила это. Он отлично ладил с учителями, держался с ними так непринужденно; я могла прийти пораньше на английский в девятом классе, а он уже был там и спрашивал миссис Хоффнунг, как ему вывести пятно от шоколадного мороженого с любимой оксфордской сорочки.

— Разве он не всегда ездил с вами на каникулы?

— Это да. Но платили мы. Мы находили способы, типа скидывались на бухло, а с него не брали.

Я сказала:

— Наверно, Талия это знала, само собой. Что ему помогали.

— Ну да, но, знаешь, он никогда не брал ее к себе домой в Вермонт. И поскольку она пришла к нам позже, она не видела его, когда он носил всякое дерьмо и ходил на дешевых лыжах. Она с ним познакомилась, уже когда мы приодели его.

Это меня задело. Я никогда не замечала, чтобы Робби плохо одевался; может, потому, что он был мальчиком, и еще потому, что даже его вермонтское «дерьмо» было классом повыше, чем индианское. Мне стало не по себе при мысли, что он пережил трансформацию, схожую с моей, когда я рылась с разрешения Фрэн в одежде ее сестры. Даже не знаю, почему я так это восприняла. Может, я ему сочувствовала, а может, завидовала, что друзья возвели его в ранг мажора, тогда как моя трансформация, какой бы раскрепощающей она ни была, только еще сильнее отдалила меня от большинства моих сверстников. Но разве мои друзья не поддерживали меня? Разве я не справилась?

— Я понятия не имела, — сказала я. И налила нам еще виски. — Ты, наверно, чувствовал себя старшим товарищем. — Я испугалась, что Майк от меня закроется, но он только откинулся на спинку стула в цветочек, вытянув ноги совсем рядом с моими. Я отметила его внушительную щетину. — Когда случилось все это с Талией, я не сознавала, насколько он уязвим. Одно дело, если в чем-то обвинят богатого парня и он наймет хороших адвокатов, но если бы обвинили Робби, он оказался бы в том же положении, что и Омар. — Я ни на секунду не поверила в это. — Он, наверно, был в ужасе.

— Это точно.

Майк уже осоловел. Но мне было нужно, чтобы он не отключился, чтобы он балагурил, говорил. Я сказала:

— Помню, Скальцитти проявил эти фото типа на следующий день. Хотя, по идее, такое свидетельство, что ты бухал в кампусе, — это последнее, что тебе нужно. Я всегда думала, что это сделали для Робби. Или, может, Робби сам попросил его.

Майк навел на меня палец.

— Так и было, — сказал он. — Скальцитти хотел уничтожить пленку. Я был с ними в Ламбете, когда у них случился этот спор. Серено такой: «Они скажут, что Талия была с нами, и нас всех обвинят. А если мы проявим фотки, они увидят, что ее там не было». Скальцитти все равно боялся до усрачки, так что я фактически силой привел его в темную комнату, к этому мелкому… как его звали? Риттер? А то он бы, наверно, выбросил пленку в ручей.

Я сказала:

— Там ведь были временные метки и все такое. Спасательный круг для Робби.

— Для всех нас, пожалуй.

— Точно. Потому что любой, кто там был, вне подозрений. Хотя… первые несколько дней это ведь было неочевидно? Понадобилось время, чтобы установить причину смерти и время смерти. Поначалу могло показаться, что это выставит вас в дурном свете. Вот вам ребята, которые выпивали и шатались по кампусу, и кто знает, чем еще они занимались.

Майк смутился, сдвинув густые брови.

— Думаю, суть была в том, что ее не было с нами.

— Все же занятно, — сказала я, — что Робби пошел на этот риск.

— Он знал, что ему нечего скрывать. Так только проще.

— Сакина говорила, вы шли на матрасы отдельными группками, — солгала я. — То есть это вполне разумно. Ты, наверно, отставал из-за ноги. Но когда тебя спрашивают, ты просто… упрощаешь, так ведь? Если вы все шли туда вместе, это лучше доносит суть.

— Подожди, она так сказала в суде?

— Сомневаюсь. Я в том плане, что их в основном интересует, когда люди ушли.

— Точно. — Он снова откинулся на спинку стула. — Не знаю. В последующие дни мы все время сверялись друг с другом, чтобы у нас все было ровно. Не в смысле, что мы что-то сочиняли, а просто: чья это была идея, сколько мы там были. Честно, мы договорились говорить только про выпивку и сигареты. Конечно, была и травка, но не на фото, так что к чему ее упоминать?

— Точно, — сказала я. — При чем тут травка?

Но он, похоже, не уловил моего сарказма.