У меня к вам несколько вопросов

Не спеши собирать вещи, не спеши собирать вещи — и вдруг всплыла следующая строчка: Люди скажут, мы влюблены. Это же из «Оклахомы!», песни о людях, которые, конечно же, влюблены.

Блядь.

Что ж, вот, пожалуйста. Мне не нужно подтверждения от Фрэн или Карлотты: Талия сама сказала мне это.

[47] Элизабет Уоррен (род. 1949) — американский политик, сенатор США от штата Массачусетс с 2013 года.

[46] Бабушка (исп.).

[45] Рэйчел Энн Долежал (род. 1977) — американская активистка, боровшаяся за права афроамериканцев. Получила скандальную известность в 2015 году, когда выяснилось, что она вопреки ее утверждениям не цветная, а белая, которая красит себе лицо и носит афропарики.

38

Я все еще стояла на середине моста, когда позвонил Лэнс. Я ответила только затем, чтобы отогнать желание пойти за Яхавом. Лэнс словно дышал сквозь песок. Он сказал:

— Я думал, ты сказала, что больше не притронешься к «Твиттеру».

— Я его не трогала!

— Окей. Окей. Ты знала, что, когда ты лайкаешь ответ в «Твиттере», люди видят?

— Конечно. А что? Что случилось?

— Кто-нибудь получал уведомления о том, что ты лайкнула эту гифку с Элизабет Уоррен? Это… она в таком типа наголовнике из перьев, и она…

— Я видела, — сказала я, — но я НЕ лайкала. Ты в своем уме? Ты же меня знаешь!

Я села на мост. И почувствовала влагу сквозь джинсы.

— Дело не только в том, что ты лайкнула расистскую гифку, а в том, что ты лайкнула ее в виде ответа на эту тему, как бы признавая, что эта женщина просто кривлялась.

— Да, я понимаю, но я НЕ лайкала этот пост.

— Зайди в свой «Твиттер». Зайди, посмотри.

Я переключилась на громкую связь, открыла свои последние действия — и  да, увидела там красное, блядь, сердечко. А сбоку 20+ уведомлений, означавших, скорее всего, несколько сотен. Меня захлестнула паника из серии засунь-под-свитер-никто-не-увидит. Я ненавидела всех, ненавидела себя и даже Лэнса за то, что позвонил, а больше всего ненавидела, что меня ненавидят.

— Господи, я была на телефоне. Знаешь, у меня дурацкие пальцы.

— Ясно-понятно. Я тебе верю, но женщина, увидевшая это, сделала скриншот и запостила его, и это ретвитнули сто тридцать раз.

— Серьезно? В субботу? Я сейчас отлайкнула.

— Это может сделать только хуже. Слушай, там и другого хватает, люди все еще бесятся от того, что ты написала.

Я и не глядя знала, что там писали: что я лицемерка; я посвятила десятки серий раскапыванию того, как использовали женщин в Голливуде, а как только обвинили моего мужа, я бросилась оправдывать его. Ладно бы я вела подкаст о вышивании, а так я предала свое дело, и к тому же я расистка. Может, я верю только белым женщинам, может, в этом моя проблема? А еще у меня голова как кочан. По большей части, все так и было, только я думала, что Жасмин Уайлд белая.

— Может, мне закрыть аккаунт?

— Может быть.

— Если я сожгу компьютер, «Твиттер» ведь удалится?

Лэнсу было не до шуток. Он сказал мне, что мы потеряли один из двух подкастов, рекламировавших нас. Потеряли рекламу краски для волос.

— Пришло еще письмо от «Матрасного рая», но мне не хочется его открывать.

Я сказала:

— Скажи, что мне сделать.

Мне стало трудно дышать.

Он сказал:

— Продюсер пока молчит. Но сейчас выходной.

Из нас двоих именно Лэнс вел дела с продюсерской компанией. Потому что он лучше это умел, и потому что он фактически запустил подкаст до того, как я подключилась к нему, и записал десять выпусков с другим соведущим. Я сказала, слыша себя со стороны:

— Может, мне уйти из проекта?

У Лэнса были дети и не было другой работы; жена Лэнса работала учительницей первых классов.

— Не говори так.

— Я говорю. Я предлагаю.

Это было единственным, что могло как-то улучшить ситуацию, отчасти, возможно, в силу чрезмерности такой реакции — чем еще я могла задобрить людей?

— То есть, если ситуация ухудшится. Или не улучшится.

— Все уляжется, — сказал он.

Воздух был таким влажным и холодным, и мне все еще хотелось побежать за Яхавом. Хотелось накричать на кого-то, только без соплей, и не на кого-то, а на него. Я сказала:

— Но теперь они станут цепляться ко всему, что я только говорила в подкастах. А потом будут разбирать по косточкам все, что я скажу в следующей серии, и в следующей.

Мимо меня по перилам моста прошмыгнул бурундук, метнулся прямо вниз по столбу и скрылся из виду. Аллегория моего скачущего, бегущего куда-то сердца.

— Давай я сперва посмотрю, что мне там еще понаписали, — сказал он. — Давай оценим уровень урона.

39

Я спустилась в овраг, склоны которого превратились в грязь со льдом. И провела там много времени — несколько часов? — пытаясь выплакаться, но разрешая себе периодически смеяться от абсурдности всего этого.

Мои штаны промокли, как и ботинки, а носки примерзали к лодыжкам. Я сидела на берегу ручья, на пятачке обледенелой грязи.

Если бы я смогла промерзнуть насквозь, я бы нашла некое равновесие между внутренним и внешним состоянием. Как с гомеопатией, как с опохмелкой, как с ядом против яда.