У меня к вам несколько вопросов

— Вы же знаете, я не могу говорить об этом. Плюс я думаю, вы это записываете.

Он посмотрел недоуменно, затем опустил взгляд на айпад, который прижимал к причинному месту, и сказал:

— Нет, я…

Не договорив, он метнул свой айпад над замерзшей лужайкой, точно фрисби. Айпад приземлился на один из айсбергов из старого бурого снега.

— Я все равно вам не скажу, — сказала я.

Глядя на лежавший там айпад, я поняла, что у меня есть беспрецедентная возможность — поговорить с Дэйном с глазу на глаз, без электронной почты, без телефона. Есть ведь и другие способы, помимо свидетельской трибуны, донести информацию до всего мира. Другие способы выкрикнуть ваше имя, чтобы некая заметная фигура успела вовремя услышать его и заявить об этом. Я поняла, что все, что я скажу сейчас Дэйну, может появиться в Сети уже на следующий день.

Я уселась, скрестив ноги, чтобы мое лицо было ближе к его и сказала:

— А вообще, хотите один совет? — Казалось, он подобрался, словно ожидая услышать что-то вроде: «Займитесь своей жизнью». Я добавила: — Наводку.

— Милости прошу.

Я сказала:

— Я никогда не была большой фанаткой Робби Серено. Он был тем парнем, которого мы все знали в старшей школе, мистером Крутым. И с Талией он обращался не очень. Но это не значит, что он как-то причастен к этому. Вы упускаете очевидное.

Дэйн неловко рассмеялся. Я поняла, что он хотел обезопасить себя от такого обвинения, но не хотел лишиться возможности услышать то, что я собиралась ему сказать. Он сказал:

— Я слушаю.

— Я уже намекала на это в подкасте, но адвокаты не разрешают мне называть имя. Дэннис Блох, музыкальный руководитель. Он совершенно точно занимался с ней сексом. Вот вам тот, у кого на кону семья, у кого на кону карьера. Талия вот-вот выпустится — наверное, он не может с этим смириться. С ним ведь изначально что-то не так, верно? Не просто потому, что его к ней влечет, — добавила я, помня, что и сам Дэйн, мужчина хорошо за сорок, неравнодушен к Талии, подростку, — а потому, что он вот так манипулирует ею, использует ее в своих интересах, нарушает все правила. Он разрушил ее жизнь. Очень может быть, он же и отнял ее.

Речь вышла мелодраматичной, чтобы уж наверняка. Но я знала, как разговаривал Дэйн, как он думал. Я сказала:

— Что самое худшее, он до сих пор преподает. Последние двадцать семь лет он гуляет на свободе, подкатывая к другим подросткам.

Дэйн прокашлялся.

— Я думаю, — сказал он, — это больше говорит о том, как Грэнби заметает грязь под ковер, чем об этом конкретном индивиде. Я присматривался к Дэннису Блоху, не думайте. Школа прикрыла за много лет десятки таких, как он. Дают им рекомендательное письмо и выпроваживают. Уверен, он был подонком, но это преступление такое малолетнее. В состоянии аффекта, неряшливо так. Засунуть ее в купальник — и, может, все решат, что она утонула. Взрослый человек так не думает.

Я сказала:

— Большинство убийц не похожи на злодеев Агаты Кристи.

— Что ж, — сказал он и посмотрел в сторону своего айпада, — благодарю вас за ваш вклад.

Я не могла упустить его. Не могла упустить такой шанс.

— Там был такой телефон в холле спортзала, — сказала я, не представляя, что из этого выйдет: мне просто нужно было что-то говорить. — Можно было поднять трубку и услышать, как говорит кто-нибудь по таксофону в Бартоне, мужском общежитии. В это никто не поверит, поэтому я никому не рассказывала. Даже адвокатам. — Я почувствовала, что сейчас скажу ложь, что переступлю черту. Но во имя правды.

И если я хотела, чтобы Дэйн ухватился за это, мне нужно было сказать ему что-то, чего он еще не слышал, что-то, что он счел бы эксклюзивом. — Я всякое подслушивала. И в этом общежитии раз в неделю дежурил мистер Блох. И… слушайте, мне, наверно, не следует этого вам говорить. Но я до сих пор думаю об этом. Мне слышалась в этом угроза.

— Он угрожал ей?

— Он говорил: «Ты должна сказать да, ты должна сказать да». Это было за неделю до ее смерти. И еще говорил: «Ты не можешь так поступить со мной». — Будь у меня время, я бы сочинила диалог получше. — Понимаете, — сказала я, — угроза была не в словах, а в самом тоне. В подтексте. Это не то, о чем можно давать показания. Он ведь не говорил: «Если не сделаешь этого, я убью тебя». Но это был… знаете, такой голос альфа-самца, указывающего миру, что делать.

Я прикинула, что такой человек, как Дэйн, должен быть неравнодушен к могуществу альфа-самцов.

И он действительно кивнул, прищурившись.

Умора, считать вас альфа-кем-то. Я сказала:

— Но никто не станет заводить дело на какого-то типа только потому, что я его подозреваю. Плюс что может быть проще, чем сказать мне, что я перепутала голоса? Да и вообще, кто мне поверит, что был такой телефон? Это подорвало бы мою надежность.

Дэйн сказал:

— Это называется пассивное ответвление. Когда пара зачищенных проводов соприкасаются в распределительном блоке, сигналы смешиваются.

— Я… о. Надо же.

Он сказал:

— Я вам верю.

— Что ж, хорошо. Я рада. А то уже думала, крыша едет.

— Зачем вы мне это рассказываете? — сказал он. — Почему мне?