Вот что вышло из бессонницы той ночью:
Полугрезы о вас с Талией, вы смотрите в контейнер, вы прячете Талию у себя дома все эти годы. Вы превращаетесь в парня, который напал на меня в колледже. Я пытаюсь вставить свои контактные линзы, но они размером с тарелки, жесткие, не подходят к моим глазам.
Зуд на моих бедрах, усиливавшийся тем больше, чем сильнее я чесалась, зуд, проявлявшийся в виде длинных горячих рубцов.
Другая история, другая пленка с фильмом, который я заставляла себя все время смотреть:
Талия удаляется одна.
Она хочет уйти от Рэйчел и Бет, которые только притворяются ее подругами, и от Робби, который, разумеется, напьется и станет несносен в лесу. Она хочет уйти от вас, хочет быть уверена, что у вас не найдется предлога задержать ее, когда все уйдут, что вы не станете смотреть на нее щенячьими глазами и говорить, что у нее вся власть, что у нее в кулаке ваше сердце. Так что она быстро переодевается и выскальзывает с черного хода.
Перед этим она несколько раз затянулась отсыревшим косяком Макса Краммена, который он держал в кармане своей мантии Мерлина. А потом, во втором действии, она глотнула из фляжки Бет… Но она не перебрала, просто встряхнулась, ее переполняют идеи.
Она парит к спортзалу и видит, что парадная дверь не заперта. Видит, что дверь в бассейн тоже не заперта, и запирает ее за собой, чтобы переодеться прямо там, на настиле, в свободный купальник, который приметил Омар в прошлый раз, поднял мокрым с пола и — чихнул в него? вытер потный лоб? этого должно хватить? — и бросил на скамейку со своим ДНК в промежности.
Она понимает, что, если погрузится медленно, будет слишком холодно, она струсит. Так что она поднимается на смотровую площадку, потому что, если нырнет оттуда — она видела, как это делают, знает, что это возможно, — тут же окажется в воде.
Она перелезает через два поручня перил, выкрашенных в зеленый цвет Грэнби, берется за верхний поручень, встает пятками на край. Все дело в силе; единственная опасность — недопрыгнуть.
Раньше у нее была уверенность. У десятилетней, перепачканной травой и загорелой, качавшейся на ветках; у двенадцатилетней, занимавшейся спортом, бросавшейся с ракеткой за мячиком.
Но в последнее время с ней что-то случилось, даже на теннисном корте тело ее больше не слушалось так безоглядно. Возможно, это инстинкт самосохранения, но он всегда ее подводит.
А как семнадцатилетняя девушка теряет контроль? Может, он дал сбой, когда кривая на бинго-карточке в мужском туалете взлетела вверх? Если тридцатитрехлетний учитель музыки овладевает телом подростка, не лишает ли он также воли ее мышцы? Не стирает ли грань между телом и разумом?
Возможно, не полностью. Но достаточно для разницы в один, три, пять дюймов.
Она прыгает, но чуть колеблется, отталкивается не десятилетними ногами, а ногами, о которых столько всего успела наслушаться, что в итоге сама поверила.
Она знает, как всегда знаешь при любом неудачном падении, что земля несется на нее, и ей удается крутануться. Не выпрямиться, а вывернуться, как полосатый цилиндр на парикмахерской, так, что ее затылок ударяется о бортик бассейна. И даже не о внешний бортик, а о внутренний, который в нескольких сантиметрах под водой. Ее голова не оставляет вмятины, ее кровь струится по воде нежно-розовыми облачками.
Она борется с минуту, то и дело теряя сознание. Она не может выбраться, но перебирается по канату к мелкому краю, налегая на зеленые и золотые колечки, заводя их под подбородок, погружаясь, выныривая, погружаясь, выныривая с другой стороны, пока что-то не хватает ее за волосы, оттянув голову назад и вниз, — и самое легкое, единственное, что ей остается, — заснуть.
20
После нашего интервью Бритт скинула мне ссылку на видео с «Ютьюба» от некоего Дэйна Рубры. У него вообще-то был целый канал, посвященный на девять десятых Талии. Я вдруг проснулась в два часа ночи, сна ни в одном глазу, и решила, что могу заглянуть в это кроличье логово ровно на час, а после засну.
Дэйн Рубра выглядел так — и это мягко выражаясь, — словно он не был на солнце, не ел овощей и ни с кем не спал лет десять. Этакий одутловатый Норман Бэйтс с более жесткими волосами и пухлыми щеками. Как он рассказывает в своем первом видео, до которого я промотала ленту, он был «между работами», когда впервые увидел специальный выпуск «Выходных данных» и испытал озарение — он почувствовал, что может сделать свой вклад.
Когда он произнес имя Талии, растягивая гласные, я ощутила, как у меня натянулась кожа на шее. Он был примерно моего возраста, и у меня сложилось впечатление, что он воображал, что, если бы только их с Талией пути пересеклись, он мог бы спасти ее, уложить в постель и завоевать ее любовь.