У меня к вам несколько вопросов

«Рэч-и-Бет» — это Рэйчел и Бет. «Кмнд С-Б» — это ее подруги по Сингер-Бэйрду.

«Дэб». Уж не вы ли?

Я сказала:

— Подожди, я это сниму.

Я положила альбом на круглый деревянный стол, которому было, наверно, лет сто, и держала телефон над страницей достаточно долго, чтобы вспышка смогла охватить весь текст. Я подумала, что покажу его Бритт на сеансе, хотя она наверняка уже нашла это.

Яхав знал в общих чертах историю Талии, и я сказала ему, что это она, моя умершая соседка.

— Выглядит умудренной, — сказал он.

Я вывела его из библиотеки, и мы пошли к верхнему кампусу, где я могла бы предложить ему пиво из запасов Оливера в холодильнике. Обычно этого хватало, чтобы он оттаял и потянулся ко мне.

Дэб. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так вас называл, но я чувствовала, что это вы, на таком почетном месте между ее семьей и Робби. Это должны быть вы, поскольку Талия не назвала вас в числе других учителей, а она бы ни за что не забыла про вас. Я постаралась вспомнить, не было ли какой-нибудь Дэбби или Дэвида. Но Дэнни Блох отлично подходил.

Но как, нафиг, понять: «Не спеши собирать вещи?»

Я повела Яхава к Южному мосту — не самым прямым маршрутом к моему гостевому дому, но в том направлении.

Каждый раз, как наши глаза встречались, он смущенно улыбался и переводил взгляд куда-то за мое плечо. Я могла бы затащить его за угол, могла бы схватить за петельки для ремня и поцеловать, но была ненулевая вероятность, что это все испортит. Даже если бы я просто взяла его за руку, я не знала, вцепился бы он в мою как утопающий или отдернул, словно обжегшись.

«Не спеши собирать вещи» могла быть строчкой из песни, чем-то из хорового пения. На краю сознания у меня прожужжал обрывок мелодии.

Я сказала Яхаву, что прямо под этим мостом мы клали обручи на землю для занятий биологией на третьем курсе, записывая каждое изменение в этом пространстве с февраля по май. Нас разделили на группы по четыре человека; в мою входили Карлотта, Майк Стайлз и Рэйчел Поупа — Рэйчел постоянно флиртовала с Майком, наклонялась, чтобы собрать волосы в хвост, просила его подтянуть ее вверх по склону оврага. Они так и не стали встречаться, так что, возможно, у него был иммунитет к ее чарам.

— Однажды, — сказала я Яхаву, — мы находим обертку «Сникерса» в нашем круге. Начинаются дебаты: выбросить ее или оставить и написать о том, как муравьи обследуют ее?

— И к чему ты склонялась?

— Я сказала, что люди и человеческий мусор заслуживают наблюдения. Моя подруга Карлотта стала давать имена муравьям. Одного она назвала Кусман.

Я собиралась досказать историю, но Яхав остановился посередине Южного моста. Он сказал:

— Похоже, ты уводишь меня все дальше от машины.

— А тебе уже нужно уезжать?

Прошел всего час. Я надеялась, что он проведет со мной весь день, надеялась на секс на моей маленькой гостевой кровати. Мне хотелось помассировать ему виски, пока он не расслабится, хотелось, чтобы он закрыл глаза, откинулся назад и вздохнул. Хотелось зарыться лицом в его волосы, которые всегда почему-то пахли чаем.

Он положил руки на перила, и я поняла, что дело плохо. Он сказал:

— Мне нужно обязательно сказать тебе кое-что. Я был тут как бы на прослушивании. Мне предлагают очень заманчивую должность, и я собираюсь переехать сюда насовсем.

Я сказала:

— О, да ведь это здорово!

И я сказала это от души, хотя почувствовала, что он хотел сказать мне не только это. Он молчал, и я подумала, что нужно как-то пошутить о заманчивой должности, спросить, из чего она сделана. Но он сказал:

— И в целом мне нужно начать все с чистого листа. И он стал говорить что-то еще.

Невыносимо было думать, что меня сливали на Южном мосту. Я только что рассказала Яхаву, как старалась, чтобы никто не разбил мне сердце в кампусе. Я держала Грэнби на ладони, как самое хрупкое яйцо, избегала риска, держала свои увлечения при себе, изо всех сил старалась скрывать свои чувства.

Я четыре года старалась, чтобы сохранить Грэнби такой, какой впервые увидела из окна машины Робсонов: мифическим местом, куда я иногда приезжала, а вовсе не местом, где мне причиняли боль.

Я не чувствовала погоды, но воздух внезапно сделался холодным и промозглым.

Я переключилась в режим самозащиты — от этого режима мне бы не хотелось отучиться на психотерапии. Я сказала, что должна отпустить его. Я не отвечала на его монолог. Я начала провожать его обратно к машине, как будто так и планировала. Я сказала:

— Но я еще недорассказала историю. Там была такая Рэйчел, которая взяла и опустила свой ботинок на обертку со всеми муравьями. Она сказала: «Вот. Можете написать, что мой человеческий ботинок размазал их всех».

Яхав сказал:

— Дети — психопаты.

Мне захотелось возразить ему, что мы не были детьми, мы были подростками, но это было бы лишним.

У меня зудело все лицо, когда мы прощались. Уходя, я ни разу не оглянулась.