У метро, у «Сокола»

Ч-черт… В согласии с законом подлости наверняка выяснится, что балкон во время событий двенадцатого мая был обернут в праздничный кумач, и, значит, куда сложнее было увидеть на балконе человека, сбрасывающего кирпич. Зря проводили следственный эксперимент. Вот это прокол так прокол. Зашли в милицию: не она, конечно, отвечает за плакаты, просто под боком отделение. Там объяснили, к кому обратиться в райисполкоме. Дежурный офицер невинно спросил:

— Правда, что Петровка самбистов старушками переодевает маньяка приманивать? А как приманивают?

Жунев рыкнул в ответ нечленораздельно.

Перед расставанием проявилась Лена Гвоздилина, позвонила в машину: Покровскому информация от Митяя с «Сокола». Очень удачно, как раз в ту сторону и ехать.

Кравцов пошел разбираться с плакатами, Покровский в «Гидропроект». Птушко как раз вернулся — маленький, робкий, на фоне массивного и импозантного Гоги Пирамидина как игрушечный.

История такая: в воскресенье двадцать пятого поздно вечером Птушко, проживающий на улице летчика Супруна, между «Динамо» и «Аэропортом», поехал в «Гидропроект». Зачем? Затем, что Птушко с женой пили, все выпили, а закуска осталась. А магазины закрыты, а на работе у Птушко завалялась, если можно так выразиться, бутылка водки. Путь недальний, вахтеры в «Гидропроекте» дружественные, пустят в кабинет.

Смотался быстро за водкой. Ехал обратно в троллейбусе. И тут зашел человек…

— Где тут?

— Да скоро… На «Соколе» или чуть позже. Я сидел такой… не в фокусе. К «Аэропорту» подъехали, когда я его заметил. Он у двери стоял и тут же вышел. Проезд, мне показалось, не оплатил…

— Как выглядел?

— Как выглядел… Похож на мужчину с Кавказа. Невысокий, весь в черном. Сам черный… волосы, в смысле. Кавказец, а может француз.

— Гм… Не итальянец?

— Может быть! Глаза злые… Я мельком видел, когда он выходил уже. Вышел еще так злобно, резко!

— Узнать сможете?

Тут Птушко заранее испугался. Ответил путано, что может, конечно, и да, но возможно, наверное, и нет.

— Я его пять секунд видел! Я сначала галоши увидел, потом и на него посмотрел…

— И что же с галошами?

— В том и дело, что чебурашки на них! Здесь и здесь… спереди прямо.

— Какого цвета чебурашки?

— Серенькие! Или зеленые…

— Вы точно их видели?

Птушко ответил, что первоначально он и сам подумал — мерещится. Но посмотрел во второй раз и в третий. Кроме того, пьет он не так уж и часто, раза два в неделю максимум, только иногда три-четыре, так что до алкоголизма ему, Птушко, как до Китая пешком. Очень уверенно все это рассказал, а в конце вдруг признался, что если уж совсем честно, то начал сомневаться… А вдруг впрямь померещилось.

Покровский видел при этом, с какой скоростью у Птушко зрачки ходят туда-сюда, и подумал, что про «померещилось» он со страху начал, чтобы итальянца кавказского не опознавать. Зарежет, мало ли.

— Ну, зацепка, — сказал Покровский Гоге Пирамидину.

— Пойдете сейчас со мной на Ленинградский рынок, — сказал Гога Пирамидин гидропроектировщику.

— Я на работе! — переполошился Птушко. — И я могу не узнать!

— С начальством вашим решим. А узнать — отчего же не узнать, я рядом буду.

Увел понурого Птушко Гога Пирамидин… Ладно, посмотрим.

К клумбе в Чапаевский парк Покровский попал в 17:10, Митяя не было. Вряд ли не дождался, десять минут подождал бы Митяй. Покровский закрыл глаза — очистить мозг, проветрить… Песню полезно какую-нибудь про себя исполнить… Покровский стал неспешно напевать внутренним голосом «Как всегда, мы до ночи стояли с тобой», думая, что вот есть же традиция у иных народов сидеть в одиночестве и петь вслух, хорошая традиция, но если так поступить сейчас, прохожие граждане занервничают.

На середине песни не выдержал, открыл глаза, не идет ли Митяй. Он как раз — не шел даже, бежал.

Подспудными разговорами Митяю ничего не удалось у Сеньки о встрече Покровского с каркасолазами выведать, и Митяй, по его собственному выражению, «пошел ва-банк». Признался Сеньке, что помогает милиции, и убедил товарища, что дело серьезное. Сенька в свою очередь признался, что скрыла компания от Покровского одну важную вещь, но он, Сенька, не уверен, что можно ее выдавать Митяю. Только милиции тогда уж напрямую! Согласился встретиться с Покровским, но…

— Его мать задержала! То есть вообще не отпустила. Сенька, она говорит, зарос тройками… объявили годовые оценки. Заставляет читать книгу.

— Это не беда, — сказал Покровский. — То есть тройками не надо зарастать, а что не отпустила — ерунда. Их сейчас дома двое, он и мама?

— Да! Брат в армию ушел, а отец запил. Ремонт сделал, Сенька говорит, теперь неделю будет пить в Медведкове с материным братом.

— Какой номер квартиры?

— Сороковая.

Покровскому открыла женщина с полотенцем на голове — лет эдак тоже вокруг сорока, легко поверила, что Покровский из домоуправления по поводу их домашнего ремонта. Не казалась особенно ущемленной. Стройная, свежая, лицо веселое, коленка из халата торчит.

— Сделали, да! Такой, полукосметический. Ванную поменяли, а остальное так — двери, побелка. Обои в одной комнате. А вы почему спрашиваете?