У метро, у «Сокола»

У самого Покровского царил, так сказать, полупорядок, несколько (почти) ровных пачек с бумагами, между пачками (примерно) равное расстояние (хотя бы десять минут после того, как выровняешь), стакан для ручек и карандашей. Кроме того, Покровский использовал для своих документов, когда их надо было убрать в папки, не те шершавые, цвета мышиного помета, отвратные и взгляду, и ощупи, что можно было взять у Лены Гвоздилиной, а выпрошенные у Ивана Сергеевича глянцевитые, красные, куда более приятные во всех отношениях.

Звонок наконец! Настя Кох на проводе — по очереди с Мишей, видимо, дозванивались.

Фридман и Настя Кох обработали с утра вдвоем четыре отделения связи, ближайших к Храму Живоначальной Троицы.

Церквей, конечно, в Москве немного, штук что-то около сорока на ходу, а при царях было восемьсот. Потому в Живоначальную, как и в остальные церкви, ходят с большой территории. Но надо двигаться последовательно. Четыре отделения — уже материал.

На четыре отделения пять пятьдесят пятых квартир выписывали в 1972 году «Новый мир», больше одной квартиры на отделение, вдвое выше, чем в среднем по Москве — район интеллигентный.

Итак, фамилии обитателей обновомиренных пятьдесят пятых. На квитанциях, пояснила Настя Кох, иногда только фамилия, иногда с инициалами.

Двое на Х: Харитонов и Хмарова.

Пушков А. С. Очень может быть, что Александр Сергеевич, Пушков-то.

Котов Р. Р. А этот тогда Родион Романович.

Сверкау У. Ю. Тут простор для фантазий.

Покровский велел Насте Кох и Фридману идти по паспортным столам, смотреть прописки по всем адресам.

— Ищем пожилую женщину, которая полтора-два года назад навсегда рассталась со своей тенью.

— Это умерла то есть? — догадалась Настя Кох.

— Да. Хотя она могла и не умереть, а просто перестать общаться с Кроевской, — сказал Покровский.

— Поссорились?

— Мало ли. Заболела. Или уехала в другой город, таких тоже смотрите.

— Мы живых старушек тоже зафиксируем, — сказала Настя Кох.

— Да!

— Хорошо. Вот Миша спрашивает, не надо ли идти в квартиры.

— В паспортные столы идите! И ждите меня через два часа у метро, где круглый выход.

Дверь распахнулась, появился Кравцов.

— Ну? — нетерпеливо спросил Покровский.

Кравцов должен был в Музее древнерусского искусства встретить тепленькую, в том смысле, что только с поезда, сотрудницу Ларису Горшкову, которая разговаривала со Варварой Сергеевной Кроевской по телефону о ее иконе. Но не села Лариса в ночной поезд. В Воронежской области размыло дороги, Лариса не смогла выехать из Дивногорья.

— Как бы Рига не повторилась, типун мне на язык, — сказал Покровский. — Одного свидетеля уже потеряли.

— Она телеграфировала, что завтра доедет любыми путями. Ее очень ждут в музее, там командировочные из Сибири по ее сектору, Лариса нужна.

— Смотри, завтра не появится, полетишь в Воронеж.

— Так точно, кэп!

Кравцов уселся оформлять дело Перевалова. Оно отклеивалось от дела о старушках, выделялось в отдельное производство.

Приехал Гога Пирамидин, рассказал о привычках и расписании дня депутата-директора Юрия Николаевича с «Семеновской». Не так много удалось выяснить за короткий срок, но есть важные сведения. Жены действительно боится как огня — первое. Второе — двадцать второго мая днем, когда убивали Кроевскую, Юрий Николаевич водил хоровод в подшефном детском саду, пел про голубой вертолет. И третье — по понедельникам вечером, а сегодня как раз понедельник, он непременно идет в соседний дом играть в карты. Там живет некий Парфенов, то есть это для Покровского и Гоги Пирамидина он некий, а по отрасли Юрия Николаевича он был большой шишкой, Юрий Николаевич своей должностью, вероятно, этому Парфенову обязан, а сейчас Парфенов хоть и на пенсии, но авторитет имеет немалый, и, помимо Юрия Николаевича, другие директора трестов к нему в понедельник на карты являются, что твои штыки.

Есть наверняка в этих посиделках иной интерес, кроме троек-семерок-тузов.

— Но это уже, видимо, не по нашему профилю, — сказал Гога Пирамидин. — Главное, на Кроевскую у него алиби.

Покровский как старший обязан был возразить, что личное алиби тут не означает невиновности, ибо депутат мог нанять исполнителя, но прозвучало неубедительно.

— Ну-ну, — сказал Гога Пирамидин. — Но Юрий Николаевич не только у жены под каблуком, он вообще трусоват, говорят. Даже ворует, похоже, без эскалации, было бы чем благодетелей подмаслить.

В архиве Петровки сведений ни о ком из тех подписчиков «Нового мира», что с инициалами, не нашлось, а Хмаровых и Харитоновых, напротив, учтено много, неясно, за кого из них хвататься. Покровский поехал на «Университет». Коллеги его ждали на условленном месте. Отошли в скверик, сели на лавочку.

— Смотрите, — сразу указала Настя Кох на одну из записей.

Маховский Вольдемар Эдуардович! Замдиректора из музея, где Кроевская работала, так же зовут.

— Это не может быть простым совпадением! — важно и взволнованно сказала Настя Кох. — Мы уточнили место работы, это точно он.

В списке, продиктованном по телефону, Маховского не было, потому что выписывала журнал его жена, Сверкау Умеда Юнусовна.