У Миткова поля на Ведроши

– Люди! – воевода поднял руку. – Криками да руганью мы себе не поможем!.. Да тихо вы, в самом деле!.. Криками, говорю, мы себе не поможем. То правда, что войско великого князя под Муромом встало. И что? Иной раз занесённый меч куда страшнее меча бьющего. Пусть татары помучаются, пусть думают, куда полки эти дальше двинутся. А насчёт подмоги не сомневайтесь. Был ко мне гонец от воевод великокняжеских с грамотой, и в грамоте той указано, что через пять дён войско московское здесь будет.

– Пять дён ещё продержаться надо!

– Да что там пять дён?! Пять дён – эка невидаль! Если татары к стенам не приступят, можно и боле выдюжить!

– И то дело! А княжьим воеводам ты ответную грамотку черкни, чтоб, дескать, сильно не спешили. Непошто им спешить, мы тут и без их полков управимся!

Моровой язвой разлетелся смех над площадью, и воевода болезненно сморщился.

– Как же говорить с вами…

– А ты не с нами говори, ты с Тимошкой. Он человек божий, он всё знает.

Юродивый встрепенулся, словно ждал, когда о нём вспомнят. Потянулся к паперти, ткнул в воеводу пальцем.

– Чую! Всё чую!

Хабар только рукой махнул. Ох уж эти юродивые. Всё-то они знают, всё-то ведают. Тоже мне, птица вещая. Гнать таких надобно, или в поруб сажать – пусть там средь кандалов да стен сырых вещают.

– Что ты чуешь? Вот прикажу плетей тебе всыпать, тогда и вправду почуешь. Поставлю у поруба и самолично выдеру… Чует он…

– Негоже так с божьим человеком, – бросили из толпы.

– А ты рядом встать хочешь? Так вставай, мне плетей не жаль! – воевода помолчал. – Значит так: не время сейчас языками молоть. Давайте, кто к какой сотне приписан, тот туда и ступайте. Полезут казанцы на стены, а там пусто. Оружье сотники раздадут.

– А жён с ребятишками куды девать?! Что, так и будут на узлах сидеть?

Хабар повернулся к Гусеву.

– Всех находников определишь на митрополичий двор. Он всё одно пустует, а так хоть какая-то польза.

– Как же, Иван Василич! – вздёрнул брови дьяк. – Там же добро всякое… Растащат!

– Сделаешь, как я велел. И Тимошку запри, ну его от греха. А за добро пусть митрополит с отца Феофана спрашивает, он ему хранитель.

Гусев покачал головой, но перечить не посмел. Ничего с этими находниками не станет, коли на воле заночуют. Не зима, перетерпели бы как-нибудь. А там, глядишь, в самом деле рать великокняжья поспеет…

– Иван Василич, – вновь зашептал дьяк, – а что ты там про пять дён плёл? Я ту грамоту вместе с тобой читал. Нет там такого!

– А тут как хошь читай, – усмехнулся Хабар. – Хошь со мной, хошь без меня. Но ежели не подойдёт войско через пять дён, так окромя головёшек здесь ничего не останется. Вот тебе и вся грамота.

Дьяк вздохнул судорожно.

– Иван Василич, что ж нам теперича… помирать?

Опять полил дождь, на сей раз в полную силу. Тяжёлые капли ударили по крышам, по заборолам. Земля поплыла, зачавкала под ногами. С Волги потянуло холодом. Чёрные дымы пожарищ приникли, побелели, потекли прочь от города. Запах гари иссяк, и вместе с ним начала иссякать укоренившаяся было в сердце тревога. Ничего, посмотрим ещё…

Воевода мерил шагами прясло между Северной башней и Часовой. Гусев семенил следом, едва поспевая, и всё скулил что-то про княжью грамоту. Хабар не слушал, думал о своём. Дождь – это хорошо. Считай, два дня у татар отвоевали. Покамест земля не просохнет, на вал не полезут, соскользнут. Вот ведь какая польза в дожде, мыслил ли такое? А там, бог даст, большие воеводы образумятся и придут с полками под стены Нижнего. Хотя… На них надёжа не большая. На дожди, впрочем, тоже. Свои силы искать надобно. Посадские только на стенах сгодятся: лестницу оттолкнуть или топором махнуть. Но много они без воинского уменья не намахают. А татарин – воин крепкий, с детских лет привычен саблей рубить, куда уж против него мужику с топором. Вылазку бы сделать. Навести страху на татар, пусть думают, что велика сила в городе, что духом своим не ослаблены…

Воевода остановился. Вот здесь бы спуститься ночью, перейти Почайну и ударить по тем, кто на Ярилиной горе. Эх!.. И сразу назад, покуда не очухались. Но кого послать? Посадских? Не управятся. А ратных и без того мало. Если посекут татары людей, с кем потом на стенах стоять? Нет. Другое нужно, другое. Люди нужны. Оружья в клетях полно: и мечи, и копья, и даже наряд огненный – а людей нет. И взять неоткуда – не баб же с ребятишками к самопалам ставить.

Дааа, самопал… доброе оружье. Жаль никто из своих к нему привычки не имеет. А то бы с вежей, да дроблёным камнем, или, скажем, железом рубленным, тут такого наворотить можно! Сам видел. Когда литвины в сече у Ведроши залп из пищалей да тюфяков учинили – так кто куда полетел. Полк князя Осифа Дорогобужского напрочь смело, хоть бы един цел остался. Хорошо хоть с боку зашли. Литвины пока развернулись, пока опять зарядили, многих тут и порубали. Жарко было. Иных потом повязали и в Нижний отправили на вечное заточение. Почитай, сотен пять, а то и боле. Сам отводил. Литвины эти сейчас бы сгодились. Сколь их ныне осталось?