У моря Русского

— Позови ко мне Ольгу, — попросил Ивашка.

Ольга и Сокол подошли к нему вместе.

— Ты прости меня, Оленька, за то, что звал. Болен я и далее идти не могу. Я здесь покамест останусь, а поправлюсь ужо и у вас побываю. Спаси бог твоего отца, что не дал умереть в неволе. Особливо тебя благодарю. Если б не ты да не Козонок… Всю жизнь помнить буду вашу доброту. Кланяйся отцу, скажи, земной поклон, мол, шлет.

— Спаси тебя бог, дядюшка Иван, — ласково проговорила Ольга. — Не тебе, а мне благодарить надо. Если бы не ты, не нашла бы я радость мою. — И она прижалась к руке Василька. — Выздоравливай скорей, ты в нашем доме всегда будешь желанным. Приходи.

Сборы были недолги. Переседлав коней, слуги поехали вперед. За ними, распрощавшись с Ивашкой, двинулся Козонок. Ольга и Василько шли последними. Шли и молчали. Когда тропинка привела к ручью, Федька оглянулся, усмехнувшись в бороду, крикнул:

— Я у дороги ждать буду! — и пустил коня рысью.

— Уезжаешь?.. — тихо сказал Сокол. — Я всегда буду думать о тебе, каждый день к себе ждать.

— Василек ты мой… Жди! — с грустью сказала Ольга. — Я тятеньке все расскажу, он поймет меня.

— Ты што! — встревожился Сокол. — Да разве можно тятеньке! Подумай сама. Для твоего отца я разбойник, беглый. Он, поди, не такого в женихи тебе готовит. Он все сделает, чтобы помешать нашему счастью. Не говори, приезжай тайно.

— До каких пор таиться будем?

— Пока богатым не стану!

— Грабить начнешь! — испугалась Ольга.

— В честном бою буду брать. Вот увидишь. Ну, будь счастлива…

Потом Василько долго целовал Ольгу, чувствуя на губах соленый вкус слез.

— Не грусти.

Он легко подсадил ее в седло и стоял до тех пор, пока не скрылась Ольга за поворотом.

Сокол вернулся на поляну и стал ожидать людей. Они долго не возвращались. Атаману и самому хотелось бы сейчас бродить бесконечно, вдыхать свежесть леса, наслаждаться тишиной и покоем. Он хорошо понимал своих друзей, намаявшихся в неволе, в тесных гнилых подвалах татарски) караван-сараев.

«Нескоро соберутся», — подумал он и прилег на траву. Над ним опрокинулась чаша голубого неба. Сквозь узорчатую листву кленов на лицо падали редкие солнечные пятна, и было приятно ощущать одновременно свежую прохладу тени и ласковое солнечное тепло.

Странные мысли овладели атаманом. Об Ольге мысли те. Только богатство и слава поставят его в ряд с купцом, только тогда можно говорить о женитьбе. Грабить? Нет, нельзя думать об этом. Бедному народу надо помогать, а не отнимать у него. Бедному? А богатые? Верно ли щадить тех, кто на крови бедняков нажил. великую казну, славу и благородное имя? Разобраться в этом надо… Обязательно надо…

Первым возвратился Филька Черный с двумя молодыми невысокими крепышами. Погруженный в свои думы, Сокол не заметил их прихода.

— Это я пришел, — сказал Филька, подходя к нему, — а со мной Митька и Микешка — братья.

— Говорите, что видели, — Сокол поднялся с земли.

— Оглядели мы с Митькой да Микешкой скалу всю с края до края. Камень велик, пять сороков саженей[34] в длину будет, ежели не более. И опять же широк камешек. Скала высоченная, ровная — защитит нас надежно. Отыскали мы с Митькой и Микешкой пещеру великую. В непогодь для всей ватаги прикрытие будет, а коли бог даст, то и зимовать в ней можно.

— Покажи, — кратко приказал атаман, и они направились к скале.

Вход в пещеру был скрыт кустами густо разросшегося терна. Раздвинув их, Филька первый вошел в темную пасть скалы. Пол пещеры был сухой и весь засыпан мелкими каменьями, видимо, здесь когда-то бежал ручей. Стены пещеры неровные, но прочные. Вверху они сходятся, образуя свод. Чем дальше двигались люди, тем свод становился выше. Вдали показался свет. Атаман сначала подумал, что это выход из пещеры, оказалось — щель в своде, через которую виднелась узкая полоска неба.

Дальше пещера поворачивала влево, в глубине виднелись еще несколько разветвлений, которые осматривать пока не стали. Главное, пещера вполне годилась для жилья.

Возвратившись на поляну, атаман увидел здесь всю ватагу. Он с радостью заметил, что люди не теряли времени даром. У всея были мокрые волосы, свежие, умытые лица. Многие успели привести в божеский вид свою одежду.

— Говорите, что усмотрели, — сказал Сокол и указал на стоящего впереди высокого русого человека. — Вот ты почни.

— Был я внизу у ручья…

— Спервоначалу назовись, чтоб знал я.

— Кириллом кличут. С Днепра я.

— Говори, Кирилла с Днепра.

— По ручью я прошел версты две, а может, три. По берегам кустарников множество, цветут они разным цветом, каким — не знаю. На Днепре таких нет. Думаю, к лету ягод много будет. Съедобны ли — тоже не знаю. Вода в ручье чистая, для питья годится. Зверья много. Видел лисицу, зайчишки шмыгают, зрил оленя, коз. Птицы множество. Людей близко нет. Я думаю, все.

Следующим к атаману подошел красивый юноша. Карие с искорками глаза, брови черные вразлет, лицо румяное.

— Зовут меня Грицько. Черкасин[35] я.

— Говори, Грицько.

— У той стороне, что против скалы, никого, кромя гор да дерев, нема. Зверья теж багато. Вороги с той стороны не придуть, бо нияких дорог нема. Все.