У моря Русского

Тянется, тянется по выжженной степи невольничий караван. Только пыль и пепел перед глазами, только звон цепей да дикие выкрики татар, да стоны невольников…

Плывут над дорогой клубы белесой пыли. Знойно, нечем дышать. Ночью бы идти невольникам, не мучил бы зной. Однако татары во тьме водить ясырь боятся — убегут пленники. Только стемнеет, делают привал. Снимают с невольников ремни и заменяют их железными наручниками. А наручники замком к цепи примыкают.

Забылись люди тяжелым сном. Но он не приносит облегчения — снова встает перед глазами пыльная, бесконечная, кровавая дорога. А некоторые бодрствуют. Вот и Василько не спит. Картины прошлого одолевают. Бой с татарами, поражение, полон… Иное вспоминается отчетливо, иное смутно. Особенно памятны первые часы того рокового утра.

…Сначала орды не было видно, но ее приближение чувствовалось во всем. Степь притихла, все живое куда-то скрылось.

Схоронясь в траве за холмами, люди тревожно ждали.

Вот на горизонте появилось серое пятно клубящейся пыли. Пятно превращалось в тучу, и туча росла, росла. Скоро весь край степи затянуло мутной пеленой. Ветер, опережая всадников, пронес над людьми бурую мглу, на зубах заскрипела пыль. Вместе с пылью упала на прижавшихся к земле людей тоска, предчувствие неминучей беды…

Что было дальше, Сокол помнит плохо. Что сделал он? Кажется, вытащил саблю и, пригибаясь, понесся вперед. Да, именно так и было! Поднялись над травами люди, ощетинились вилами, кольями, копьями. Кто-то крикнул:

— Биться с татарвой не впервой! С богом, ребята! С богом!

В этот момент все услышали свист бесчисленных стрел, и сразу же раздались крики и стоны раненых. Стрелы несли смерть со всех сторон, казалось, их пересвисту не будет конца. Тут же татары врезались в ряды ополченцев, смешались с ними, остановили движение. Началась сеча.

Кривые татарские сабли блистали, как молнии. Многие всадники потеряли лошадей и бились с ополченцами на земле. Вал рукопашной схватки катился к реке медленно, конные татары, пересекая его, устремились к броду…

А что было дальше?.. Василько открыл глаза и шевельнул рукой. На ней — цепь. А давно ли была в руках сабля. Как рубил он ею ворогов!

Сокол помнит, что схватился с тремя всадниками. Одного тотчас же сбил с коня, а два других мгновенно повернули к нему лошадей, и тотчас же, высекая искры, два жестоких удара обрушились на саблю Сокола. Взмах, и второй татарин полетел на землю. Справиться с одним было легче. В самый последний момент случилось страшное: зарубив третьего татарина, Василько хотел повернуть коня обратно, но вдруг услышал над головой свист. На мгновение мелькнуло в глазах озлобленное лицо ополченца и могучая рука, поднявшая дубину. «За татарина приняли…»

— Никак своего ухлопал, Фома! Ах ты, слепой дурак! Сокола убил, башка безмозглая! — Это было последнее, что слышал Василько.

Когда он очнулся, был вечер. Пересиливая себя, пополз к реке. До Буга добрался ночью. Жадно пил холодную воду. Вымыл руки, лицо и голову, лег на траву, глядя в темное, закрытое облаками небо.

Долго ли лежал он? Наверно, долго. До тех пор, пока не увидел, как на черных струях воды задрожал багряный свет. Уцепившись за кусты, он поднялся и, шатаясь, сделал несколько шагов. За рекой, там, где стояла крепость, полыхало пламя. Соколец — крепость украинная — гибла в огне.

Снова в глазах пошли желто-огненные круги, тошнота подступила к горлу, и он без чувств упал на влажный берег. Нашли его татары, оставленные подбирать раненых, Уволокли в крепость, бросили в подвал. А потом в цепях вывели на дорогу…

…Без сна, в тяжелых воспоминаниях прошла ночь. Наутро снова в путь. И так день за днем, день за днем…

На девятнадцатые сутки пути караван вышел на Муравский шлях. Ходили этим шляхом большие торговые караваны, а с ними московские, тверские, новгородские и суздальские купцы в таврические города-рынки Кафу, Сурож и Карасубазар.

Временами проезжали по дороге высокие возки — в них сидели усталые послы из Руси или из Литовии и Польши, а то и из далеких северных земель.

Сейчас редки на этой дороге купеческие караваны, почти совсем не проезжают посольские поезда. Несколькими потоками течет по шляху ясырь — пленники и невольники, живой товар. Бредут по дороге русские люди: старики, молодые, женщины, дети, и нет конца их страданиям.

Трудна дорога, измаялись люди, быстро тают их силы. Словно вехи на пути, лежат, раскинув сухие руки, умершие в дороге невольники. Наконец, и татары поняли, что пленных надо подбодрить, и те, что владеют русской речью, скачут из конца в конец каравана и выкрикивают:

— Терпеть немного нада. Скоро отдыхать будем. Хороший место Ор-Капу — долго стоять нада. Приедет русская коназ, выкуп даст — домой пойдешь. Ждать нада!

И правда, скоро пахнуло горькой солбю, впереди показались Сиваши и Ор-Капу — ворота Крыма.

Открываются высокие ворота крепости. Караван входит в город.

* * *

В Ор-Капу началась мена и торговля.