Впрочем, как раз в этом неудобств от совместного проживания в комнате с почти уже взрослым сыном она не испытывала - Олег являлся на редкость тактичным парнем. Едва мать приказывала ему: "Иди на балкон и не оборачивайся, пока я не переоденусь", как он с пониманием и без тени двусмысленных ухмылок шёл куда велели, и можно не сомневаться - он не обернётся даже случайно. "Всё же неплохой парень растёт",- думала иногда Зоя Степановна, и тут же с болью в сердце самопроизвольно домысливала,- "Ну, хоть чуть-чуть покрепче был, половчее, позлее. Вон, какие зверята вокруг растут. Как он будет среди таких?" Здесь Зоя Степановна всё-таки грешила против истины - в её школе, например, таких "зверят" имелись единицы. Даже среди недисциплинированных детей большинство всё-таки составляли расторможенные непоседы, проказники или, в крайнем случае, мелкие пакостники, из которых вряд ли сформируются будущие изверги.
В вестибюле жилого корпуса появились афиши, вещающие о гастролях в Феодосии московских артистов. Самая броская афиша сообщала о начале сольных концертов Ирины Аллегровой, чуть поскромнее о приезде комика пародирующего эстрадных "звёзд" Пескова.
Утренняя знакомая по пляжу день ото дня становилась всё откровеннее. От неё Зоя Степановна многое узнала о местной жизни. Более всего её интересовало, как эта старая учительница воспринимает развал Союза и то, что они уже третий год живут в разных государствах, что и Россия и Украина уже не строят никакого "светлого коммунистического будущего". Та искренне верила, что всё это временно. Наверное, и в первые годы Советской власти, выжившие в те лихие годы простые обыватели так же воспринимали тот новый уклад, казалось невозможный в среде разумных людей. А вот поди ж ты, и они и их дети и внуки жили этой искусственной, выдуманной и силой навязанной жизнью, а потом так с нею свыклись, что возврат к жизни, которой продолжали жить почти три четверти человечества уже кажется противоестественным, невозможным.
- Сколько у вас в Москве сейчас платят учителю за ставку?- задала как-то новая знакомая самый естественный для учителя вопрос.
- Вы знаете, я вам точно сейчас сказать не могу. Мой общий заработок что-то около двухсот тысяч рублей, но у меня полторы ставки, потом сюда же входит то, что нам мэрия, Лужков доплачивает. Потом у нас же ставка от категории зависит,- отвечала Зоя Степановна, меняя своё положение относительно солнца.
- Особо не разбежишься,- чуть помедлив, видимо про себя переведя в карбованцы оклад собеседницы, констатировала женщина, но тут же, как бы и спохватилась,- хотя по сравнению с нашими зарплатами не так уж и мало. Но я слышала, у вас там цены намного выше?
- Да, это так. Но, знаете, если посчитать разницу в зарплатах и разницу в ценах, у нас всё равно получится несколько лучший показатель,- вроде бы не акцентируя, но в то же время с некоторым превосходством ответила Зоя Степановна.
- Да, пожалуй,- помрачнела женщина.- Так вот работаешь всю жизнь, а под старость в нищите прозябать приходится. Ей богу, позавидуешь пьяницам и гулёнам, те хоть смолоду своё взяли. А вы случайно не знаете, какие у вас сейчас пенсии у учителей?
- Нет... пока как-то не интересовалась,- виновато улыбнулась Зоя Степановна, пожав своими уже изрядно потемневшими плечами.
- Да-да, конечно. В ваши годы я тоже не интересовалась такими вещами. Но поверьте, ближе к старости кажется, что жизнь летит всё быстрее, уж очень заметно уходят силы, здоровье. Так вот глянешь в зеркало,- женщина бросила скептический взгляд на себя - угловатые плечи, сухая коричневая кожа, острые старушечьи колени.- А эти всё хорохорятся, от старости убежать хотят... красотулечки,- она вдруг заговорила с откровенным презрением, поглядывая в сторону знакомой гоп-компании.
- А вы разве не с ними... не из их?- несколько смущённо спросила Зоя Степановна.
- Из их, из их. Все мы тут недалеко живём, некоторых смолоду знаю. Всё жизнь пионерками пропрыгали, и как-то от жизни всё брать умудрялись. А я всё о будущем, да о будущем думала, о детях, чтобы им получше жилось. Сейчас жалею. Эти вот, они легче меня прожили, и сейчас легче живут, ни о чём не думают, не переживают, только о себе, о здоровье своём, одна у них забота - сдохнуть попозже. Плевать, что всё кругом рушится, у них душа не болит. А ведь активистки были, партийными, в горкоме заседали, в депутатах ходили. Вот из-за таких страна развалилась, была и нету. Но думаю, не надолго это. У вас-то, в Москве, что об этом думают?