У нас была Великая Эпоха

Перечислено немало разных дел, но все-таки основное время уходило на важное и приятное – дружеские разговоры обо всем, на болтовню – так называемый треп. Или, по настроению, просто на молчание, ожидание конца рабочего дня. «А что? Нормально – армия для того и создана, чтобы сидеть и всматриваться вдаль – как там противник, не посягает ли».

Тематика трепа весьма устойчивая – пьянка и бабы. Впрочем, атомные офицеры, армейские интеллигенты, отдавали дань международному и внутреннему положению.

— Ребята, — рассказывал Романов, — побывал я на авиационной базе отдыха, там летчики гуляют и пьют по черному. Беспробудно.

Конечно, летчики имели право брать от жизни много и быстро. Примерно через каждые полгода по Полтаве проходила траурная колонна с останками летчиков (кладбище на другой стороне города). По рассказам авиаторов частой причиной аварий был слишком длинный нос бомбардировщика ТУ-16. Этот нос отваливался от удара при неаккуратной посадке. Один раз приезжал сам Туполев – укреплять нос.

На базе ТУ-16 впоследствии сделали пассажирский самолет ТУ-104. Колесов бравировал своей осведомленностью: летаю, мол, на нем без всякого удовольствия.

— Я однажды чуть не взорвал всю Полтаву, — так он рассказывает истинную быль о коротком замыкании на бомбе.

В большом зале он делал свою обычную работу – проверку радиодатчика, установленного на бомбе. Нос бомбы – поворотная четверть сферы – был открыт. Толовый шар бомбы находится за носовой частью, то есть прямо перед ним. Он подвез аккумулятор и стал подключать к радиодатчику кабели. Один кабель упал на аккумулятор, его разъем попал прямо на плюсовую клемму. В этом месте возникла мощная искровая дуга. В долю секунды он ударил ногой по кабелю и прекратил разряд.

До сих пор он считает несовершенной, мягко говоря, электрическую схему контроля. Авторы — нестерпимые гении Харитон и другие – немножко недоработали. Короткое замыкание в цепи произошло через корпус бомбы, никаких предохранительных, защитных элементов в схеме нет.

Конечно, насчет всей Полтавы можно еще подумать – дело в том, что центральная часть (ядерный заряд) в бомбе не стояла, это не допускается при проверках. Но если бы взорвался только шар с полтонной тола, то и это было бы интересно. На терактах от взрывчатки в 200 грамм погибают десятки людей. Его бомба уничтожила бы полностью здание, а также и соседние здания, начиненные заряженными бомбами… Да уж, атомную базу предусмотрительно разместили в десятке километров от города.

Маршал авиации Судец, командующий дальней авиацией страны, приехал в часть очень удачно – на следующий же день (визит-эффект). Маленький, черненький, злобный, похожий на Гиммлера, он стоял перед шеренгой офицеров на месте происшествия. Слов было мало, врезалось только:

— В войну за такие вещи ставили к стенке.

Вечером он шел один по военному городку и переживал. «Происшедшее – случайность, не виноват я. За это лишать меня жизни?…» И в то же время было ясно, что в войну маршал сделал бы именно так. Таков порядок – наказать в острастку другим, если не виновного, то хотя бы причастного. Могильный ветерок, ужас неизбежности – мелькнуло и прошло. Осталось только гордиться быстрой реакцией – ударом ноги по аккумулятору.

Его вообще никак не наказали. Гауптвахта – слишком мягко. Депремировать – в армии нет премий. Начальству выгоднее было замолчать само событие – маршал знает, указаний не дал…

Когда же на коллективном выезде на речку утонул подвыпивший капитан, дело кончилось снятием с должности командира части. Утопленника не замолчишь, о принятых мерах доложили по команде. Естественно, в работе командира части обнаружились и другие упущения.

Министром обороны был маршал Жуков. Отмечая излишнюю тучность генералов и офицеров, он ввел еженедельные спортивные занятия – на весь день. Славно поиграли молодые офицеры в футбол и другие игры… Сожалели: зря сняли Жукова, хороший был министр. После него играли только полдня.[2]

Министерство среднего машиностроения решило создать собственные контрольно-измерительные лаборатории. Одну из них – в полтавской части, для работы по всем украинским атомным объектам.

Колесов попросился в эту лабораторию и был назначен начальником. Решение его было необычным (неординарным). В то время еще не было почина и линии партии о переходе на отстающие участки с понижением зарплаты. Он невольно опередил будущий почин Валентины Гагановой. Зарплата действительно понижалась на двадцать процентов. Наверно, никто из его товарищей не пошел бы на это. Кроме того, он выбывал из престижной атомной команды, где были виды на дальнейший служебный рост.

Один из сослуживцев снял подозрение в бескорыстии (альтруизме): «Хитер Колесов, на гражданку метит» И он был прав – там эта специальность широко распространена.