У нас была Великая Эпоха

Диденко – человек огромной, неуемной энергии, способный и обучаемый. Колесов втянул его в разработку, не предъявляя пока больших требований к поиску им собственных решений. Но проектные материалы по устным подробным заданиям он делал быстро и грамотно. Приятно поразило знакомое: выполнив работу раньше срока, он немедленно сообщал об этом и просил новое задание.

Они опубликовали несколько совместных статей: он писал ядро, Диденко – обрамление плюс хлопоты по изданию.

На «Скороходе» Пальмский и его спецы внедрили расчет на ЭВМ оптимальной производственной программы. Оказалось, что выбирать можно только среди 30 процентов обуви, остальные 70 процентов надо производить по заданному сверху плану-минимуму: обувь для детей, пенсионеров, для армии и т. п. С учетом кошелька покупателей цены на такую обувь зачастую ниже себестоимости.

Колесов спокойно проработал всю эту пятилетку и начало следующей, самостоятельно делал свою часть проекта. Пальмский избегал мелочной опеки – если его предложения согласованы с другими завлабами, то он мог принимать их за окончательные решения. Вскоре Пальмский оценил его рвение в работе, они подружились.

«Рыба гниет с головы», — говорится о коллективе и начальнике. Пальмский подтверждал эту поговорку доказательством от обратного. Не доводить отношения в коллективе до конфликтов, сглаживать возможные столкновения – таков его стиль. Под стать ему подобрались и завлабы – Носов, Голубчин, Бродт – спокойные, добросовестные.

— Я не люблю ссориться, — говаривал Пальмский.

Иногда (очень редко) его уклончивость казалась излишней, идущей во вред делу. Однако через какое-то время думалось: пусть хуже, но спокойнее, а значит – лучше.

Такой же стиль поведения проводился в отношениях с заказчиком. С вычислительным центром (ВЦ) «Скорохода» работали в тесном контакте – четыре года вместе сидели в помещениях фабрики. Начальник ВЦ Лунин и Пальмский подружились. От них обоих шел вниз настрой на мир и дружбу. Не было обычных для разработчиков и заказчиков натянутых, враждебных отношений. Когда один раз мелькнула тень между Пальмским и Луниным, уже их окружение взволновалось и подталкивало к примирению.

Впоследствии Колесов на домашних днях рождения Пальмского говорил так:

— В чем разница между умным и мудрым? Умный человек найдет выход из любых трудных положений, а мудрый – в них не попадает. Себя я отношу лишь к первым, Леню – ко вторым, за него и тост.

Впрочем, судьба не обходила и Пальмского неприятными потрясениями.

Первые два года работы его постановщики разрабатывали расчетные схемы – алгоритмы задач – и готовили задания для программистов. Последние все это время готовились к большой работе – разработке машинных программ. Готовились кропотливо и таинственно. Однако ближе к делу большая часть программистов во главе с завлабом уволились – по собственному желанию. Побездельничали и пошли. Две недели на оформление, и трудящиеся делают тете ручкой.

Попав таки в трудное положение и поумнев, нашли выход: всех постановщиков (черную кость) объявили программистами (белой костью). Задача облегчалась наличием языка программирования Кобол, западного изобретения, доступного широкому кругу лиц, в отличие от машинных языков для чистых программистов. Провели обучение, выкарабкались.

Институтская жизнь – излюбленная тема для сатириков. Напряженная нагрузка чередуется с бездельем. Последнее – заметнее. У программистов постоянные вынужденные простои из-за нехватки машинного времени на ЭВМ. Сельхозработы. Предпраздничные застолья. Субботники по уборке города и субботники на «Скороходе». Очень поучительно: на основной работе – умные разговоры и научные задачи, комфорт машинных залов, тишина, чистота. На фабрике – старые цеха, тяжелый воздух, грохот.

На субботнике он попал на конвейер: простая работа – снимать тряпкой клей с обуви, потому что на предыдущей автоматической операции клей был намазан слишком обильно.

Будни отдела оживлялись отклонениями. Коллектив перевоспитывал двух мужчин. Оба – люди благородные. Кругликов, на вид простецкий работяга, — фанатик русского романса, дружил с Агафоновым и Озеровым, вместе застольничали. Первый – исполнитель романсов, второй – поэт, артист БДТ и кино (лучшая мужская роль, шедевр в «Гранатовом браслете»). Блюли русскую традицию насчет веселия на Руси. Недолго пожили. Посмертно знамениты.

Кругликов пел на застольях отдела, выступал в концертах. Столкнулись в филармонии на оперном певце, Кругликов бросил безапелляционно:

— Так нельзя петь русские романсы.

Не увольнять, а перевоспитывать – так Колесов убеждал отдел (коллективистские установки, или, если угодно, соборно – христианские). Поступил сигнал из милиции на Кругликова. На собрании Колесов обещал ему продолжить перековку, вплоть до направления на принудительное лечение.

— Я не алкоголик, — обиделся подсудимый.

Через год он уволился сам. Пошел в рабочие, поет в церковном хоре. После смерти Агафонова принес его пластинку.