У нас есть мы

– Да нет… Не хочу, просто объясняю, почему занимаюсь этим. Обращать кого-то в свою «веру» не стремлюсь, каждый для себя сам выбирает, что ему делать. Я Лизе не так часто помогаю. Когда могу… а это редко случается. И не корю себя, просто иду своим путем, вот и все. Я как-то раз со своими друзьями ездила в подростковую колонию строгого режима, в Можайск. Они стихи читали, песни пели, студенты из ГИТИСа отрывки из спектаклей показывали… Моя подруга Вера жаловалась, что девчонки не хотят туда ездить, боятся. «А вдруг, – говорят, – они потом выйдут и нас найдут?» Зачем они им сдались, находить их? Там ребята сидят с двенадцати до восемнадцати лет. Тех, кому больше, потом к взрослым на зону отправляют. Я смотрела на них, как они себя ведут во время представления. Многие из них вообще ни разу в театре не были, а уж живых поэтов и подавно не видели. В общем, обычные подростки: кто слушает, кто балабонит, некоторые демонстративно уходят. Только глаза у всех взрослые, циничные. Страшные глаза. В колонию строгого режима просто так не попадают… за обычное воровство, например. Там статьи пожестче. Нас обыскивали, прежде чем пропустить. Деньги, мобильные телефоны – все в кабинете начальника колонии заперли на всякий случай. И ребят к нам не подпускали. Мы даже курить под конвоем ходили. Ворота везде высоченные, забор в два ряда, проволока под напряжением, собаки натасканные, у охраны оружие. А потом, в конце, когда нас уже обратно через КПП выводить должны были, я вдруг слышу, как один парень другому говорит: «Надо бы у них, у поэтов этих, книжки попросить на память» – а другой: «Ну и попроси, я стесняюсь». Ты понимаешь, если хотя бы одному или двум ребятам это было нужно, значит, мы не зря ездили! Значит, где-то что-то дрогнуло… Может быть, и одна песчинка все-таки способна качнуть чашу весов в другую сторону, а? Ты вот говоришь, что я девиациями, отклонениями интересуюсь. Думаешь, это только профессиональное, а не просто человеческое? Я их не изучаю, как подопытных кроликов. Я помочь хочу.

– Ладно, извини. Что ты завелась? Я и не сомневаюсь в твоей человечности. Пойдем где-нибудь уже посидим. Мы тут уже битый час торчим на улице.

– Знаешь, я, наверное, в кафе не пойду, от меня же воняет.

– Ой, да брось! Ты что, обиделась?

– Нет.

– Пойдем, посидим где-нибудь, поговорим. А вообще я тебе могу свои духи дать, побрызгаешься, и все дела.

– Нет, в другой раз.

* * *

Я ехала домой и прокручивала в памяти разговор с Викой. У нее весьма прибыльная профессия – коммерческий директор одного из самых крутых московских казино. И в общем человек не злой, скорее даже добрый: то собаку на улице подберет больную, то кошку… а потом ходит и пристраивает: астма у нее. Знаю, что иногда и деньгами помогает родственникам, знакомым, а тут вот оно как.

Казино, на самом деле, тоже не очень хорошую ауру имеет. Игра – это болезнь, зависимость, которую надо лечить. Она сводит с ума, заставляет проигрывать кого-то и последние деньги. Туда же не только богачи ходят, хотя их и большинство. А Вика считает, что люди сами во всем виноваты. Виноваты чаще всего, не спорю, но кто им поможет? Государство? Ага, сейчас, раскатали губу. Что ж их, ссылать, как прокаженных? Куда, на необитаемый остров?

Я делаю то, что мне душа велит. Бояться испортить свою ауру и энергетику тем, что помогаешь бомжам? Я не боюсь. Если кто-то поднимется из них – рада буду, нет – значит, не судьба, но облегчать страдание – не значит изменять их карму. Подать нищей бабушке копеечку, бомжу чашку супа и кусок хлеба – не может быть грехом. Ведь тогда можно посчитать, что усыновлять брошенных детей из детского дома тоже грех, потому что у них своя карма, которую они отрабатывают. Мало ли, что их родители бросили, против судьбы не попрешь. И если родители погибли – все равно так им, значит, положено? Не верю!

Дочка моя все просит: «Родите мне братика или сестричку или из детдома возьмите! Я его любить буду, игрушками делиться! Кроватку уступлю, а сама буду на коврике спать, пожалуйста!» Я бы взяла, но куда – в однокомнатную квартиру? Нам же опекунский совет не даст разрешения на усыновление! Ипотеку не возьмешь – столько выплачивать, пятнадцать-двадцать лет, даже на хлеб с макаронами не хватит. Только душу себе травить – думать, а не думать тоже не получается, мысли всё лезут и лезут, проклятые… Я даже по сайтам лазила, фотографии детские смотрела… Мальчика одного увидела, Петеньку: ангелочек белокурый, три годика, а глаза печальные-печальные – и такие тоскующие… Потом ночью плакала от бессилия. А что я могу сейчас? Самой впору милостыню просить: «Подайте, люди добрые, на квартиру! Мне малыша усыновить надо!» Все так же подумают, как Вика, что нажиться хочу на ребенке да на своем добром деле. Да плевать, что подумают, все равно же не дадут…

Китайская пытка водой

Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира.

Зигмунд Фрейд