У нас с Галкой каникулы

— Катюша уже в больнице, ее готовят к операции. Ба­ба Ната, по-моему, очень волнуется. Я говорила с ней из Жуковского по телефону. Боюсь, что она теперь совсем пе­рестанет ездить на дачу. Да и Катюша просто из головы у меня не идет, хоть бы все у нее наладилось!

Прошло два, три, четыре дня, а баба Ната все не еха­ла. И дед тоже. Наверно, баба Ната волновалась за Ка­тюшу, а дед Володя за бабу Нату.

Дмитрию Ивановичу было все лучше и лучше. Алеша нам сказал:

— Врачи и в прошлом году все время говорили Дмит­рию Ивановичу, что он обязательно поправится. Но я ви­дел, как потом выйдут они в другую комнату и вздыхают. Они просто успокаивали его. А теперь врачи говорят прав­ду, теперь они верят, что он поправится.

Мы уже по целому часу возили Дмитрия Ивановича, потому что у него уже почти совсем не болела голова. И щеки у него немножко порозовели и лицо стало круглее. Он говорил нам:

— Скоро я буду как колобок! — И нарочно надувал щеки.

По вечерам, когда Мария Васильевна была дома, Але­ша с мальчишками играл в футбол. Его уже сделали вра­тарем, потому что он очень хорошо падал на мяч. Играли они на другом конце луга до самой темноты, и мама нас туда не пускала. А иногда Алеша по вечерам приезжал к нам и учил нас ездить на своем «взрослом» полугоноч­ном велосипеде. Я научилась быстро, а у Галки не доросли до педалей ноги. Однажды Алеша притащил ей детский, но двухколесный велосипед. И назывался этот велосипед весело — «Ветерок».

— Я о нем забыл,— сказал Алеша.— Это мой, он уже старый, но на полном ходу.

Теперь совсем стало здорово, теперь мы даже устраива­ли велосипедные гонки, и Галка на своем «Ветерке» иногда даже перегоняла Алешу, но, по-моему, он нарочно ей под­давался.

И еще у нас была одна радость — опять появилась бел­ка, и теперь мы уже точно знали: она жила в нашем боль­шом птичьем домике. В тот день, когда мы ее выследили, дед приехал на дачу уже поздно вечером и без бабы Наты. Мы с Галкой уже соскучились по ней и так расстроились, что даже забыли ему рассказать про нашу Соню. И вдруг утром мы услышали:

— Жители сказочного королевства, а жители сказочно­го королевства!

Это кричал дед, и мы сразу догадались, что он увидел белку. Но я сказала Галке с мамой, чтоб они ему ничего не говорили. Пусть думает, что мы ничего не знаем про на­шу Соню, ведь так приятно сообщать радостные новости. Мы прибежали к деду.

— Ваша старая знакомая объявилась,— сказал он нам. Мы угадали: дед Володя увидел белку.

Каждый вечер мы с Галкой подолгу стояли у калитки, все высматривали нашу бабу Нату. И вот наконец-то мы увидели, как еще далеко-далеко, в самом начале нашей улицы, появились наши старички. Так иногда называет сво­их родителей мама. Мы помчались им навстречу. Мы смот­рели с Галкой на бабу Нату, так смотрели, что даже забы­ли поздороваться. Мы думали о девочке Кате и хотели узнать у бабы Наты, что с ней, с Катей. Но Галка только спросила:

— Уже приехали?

Тут баба Ната рассмеялась, а если бы с Катей было плохо, она ни за что бы не стала смеяться. Потом она обня­ла нас с Галкой и сказала о том, о чем мы побоялись ее спросить:

— У Катюши все хорошо. Сегодня у нас будет пир на весь мир.

Перед обедом мы немножко посидели возле дома на ла­вочках. У нас было много разных новостей для бабы Наты, но мы молчали. Мы ждали, что баба Ната расскажет нам все по порядку о Кате. Но она не стала обо всем по по­рядку, она сказала совсем мало:

— Понимаете, девочки... С людьми в жизни чего только не бывает. И горького и счастливого. Но очень-очень редко человек вдруг скажет себе или кому-нибудь другому: «Вот сейчас, сию минуту, я счастлив... Вот это счастье...» Так по­думала я, когда сняли повязку с Катюшиных глаз...

ЭТА ЧЕРНАЯ, ЧЕРНАЯ КОШКА

— Жители сказочного королевства, а жители сказочно­го королевства!

Я стала тормошить маму с Галкой.

— Хватит вам разлеживаться, вон дед кричит, опять у него какие-то новости.

А новость-то была хорошая. У нашей Сони, оказывает­ся, уже давно родились бельчата, и в то утро она вывела их погулять. Прыгать бельчата, наверно, еще не умели, по­ка они только сидели на крыше своего домика и смотрели, как резвится их мама. Она так носилась по деревьям, пры­гала на такие тоненькие ветки, что мне от страха дела­лось холодно.

Теперь у нас уже было три белки, Путька и дятел Кузя. Белки и Путька любили поспать, а Кузю мама называла полуночником. Уже темнеет, мама нас в постели загоняет, а из круглого окошка Кузиного домика все еще торчит его длинный нос.

— Наработался наш доктор,— сказал нам про него дед Володя,— никак отдышаться не может.