Поселение миреков, примерно в сотню неказистых изб крытых дерном стояла вдоль речки, но на безопасном расстоянии. Федор пояснил, что по весне, когда снег в горах тает дружно или после дождей эта мелкая каменистая речушка мгновенно превращается в бурлящий поток. Миреки встретил поезд большой толпой. Впереди, в меховой шапке пузатый, важный старик-вождь.
Федор пообнимался с вождем, пожал руки доброй сотне мужчин.
— А это мой друг — Николай. Знакомлю с хозяйством. Молодой, крепкий, ого-го какой охотник!
Миреки вежливо улыбались, не открывая ртов и смотрели на Николая как на пустое место. Споро выгрузили с платформы запечатанные кувшины и какие-то железяки. Загрузили вяленое и копченое мясо и еще пару цельных бычьих туш.
Туши Федор прикрыл шкурами от солнца, попрощался с аборигенами и отправились в обратный путь. Примерно в километре от деревни миреков Николай увидел ответвление пути в сторону гор. Как сразу не заметил? Федор остановил паровоз и квадратным, грубым ломом переключил примыкание рельсов. Забрался на паровоз, двинул рычаг. Паровоз пошел вперед на малом ходу. Можно было разговаривать не особо напрягая горло.
— Это вместо стрелки у меня!
— Круто!
— Ты чего смурной? По бабе соскучился? Дело молодое!
— Я про другое. Что-то миреки на меня совсем не смотрели.
— Не обижайся. Дикари они и в Африке дикари! Они пока в деле мужика не увидят — уважать не будут.
— В каком таком деле?
— В мужском деле!
Я вот как дракона прогнал из верхней долины, меня зауважали всерьез.
— Дракона?
— Не веришь? А они верят.
Дракон-поганец, у миреков овец на верхних пастбищах воровал. Теперь не ворует.
«Федор и есть тот колдун, которого испугалась драконица?! Обалдеть!»
— Как же ты дракона осилил?
— Зарядил патроны картечью пополам с серебром рубленым, подстерег на пастбище овечьем, да и врезал из двух стволов в брюхо. Закувыркался он как подбитый вертолет, чуть не грохнулся и улетел на фиг. Больше не видели. Сдох наверно где-то.
— Почему серебром?
— Все поганые твари и оборотни серебра боятся.
— А пещера дракона?
— В пещеру я не полез. Скалы крутые, а я чего — альпинист что ли?
Пацаны вырастут мои, пошарят в пещерке сами. Мне на это баловство времени нет.
— А вдруг там сокровища?
— Все может быть… — Федор почесал затылок. — Об этом я как-то не подумал. А ты вот, сразу смекнул. Молоток!
13
В узкой долине на берегу еще одной горной речки располагалась металлургическая база свободной территории Простоквашино. Здесь также была конечная станция железной дороги. Метрах в ста, выше по ущелью на речке стояла деревянная плотина, усиленная валунами. На плотине вертелось мельничное колесо.
Поберегу речки, стояли грубоватые примитивные домны. Воняло дымом, горелым железом и чем-то кислым, словно неподалеку набрызгали уксусом.
Крепкие, голые по пояс и грязные как кочегары мужики везли на тачках по мосткам наверх уголь и руду. Рудный карьер имелся неподалеку. Часть склона горы была вскрыта и там копошились люди с кирками. Человек двести не меньше работало и совсем не похожие на миреков — рослые, загорелые, бородатые.
— А говорил один работаешь?
— Одному везде не поспеть! Торгаши привозят с юга рабов. Я их выкупаю и даю свободу. Еда, выпивка, жилье и бабы — все чего надо — все представляю. Их поселок за холмом.
— И зарплату платишь?
— Само собой, иначе бы разбежались.
— Золотом?
— Еще чего! Железом! Кто год отработает — тот может железа взять, сколько сам весит. На юге железо в цене. Там еще бронзовый век. Рабы, жрецы, ну всякая такая рабовладельщина! Правду сказать, за все годы человек десять только ушло назад, домой. В основном народ остепенился, семьи завели. Хозяин один — я и никаких налогов! На юге все хреновей: подати на храм, работа на падишаха, войны с соседями. Там и свободные тоже рабы, но без ошейников. Когда падишах на слоне едет — все враз на коленки и лбом в землю, иначе голова с плеч! Падишах — живой бог, а остальные — прах у его ног. Такая вот восточная философия! Так что парни у меня как в раю. Куда им уходить?
— Если не уходят — на фига им железо?
— Меняют у нас, на ярмарке, когда купцы приезжают, на все чего захотят.
Правда цена упала за последние годы.
К паровозу подошел степенный дядька, в отличии от прочих работяг — в рубахе навыпуск, прямо как молодой Лев Толстой! Борода у него шикарная, черная с отливом и завитая мелкими колечками.
Бородач с достоинством, без спешки поклонился Федору, паровозу и Николаю. Каждому в отдельности.
— Здоров ли господин, все ли благополучно?
— Привет Сухраб! Провиант привез — выгружайте! Это мой гость — великий воин Николай!
Николай, а это староста — Сухраб — главный над бригадами. Основной бригадир!
Сухраб поклонился еще раз, поглаживая свою завитую бородку.
Федор спрыгнул с паровоза и обнял основного бригадира.
— Как с первой домной?
— Порядок, господин. Вы как раз успели к розливу.
Федор обернулся к паровозу.
— Коля, давай за мной, посмотришь, как металл льют!
14
Выспавшись и проголодавшись, Машка выбралась из душной спальни и спустилась вниз, в большую комнату.