Читаем У нас все хорошо полностью

Девочка. …за каблуками тащился аир, старые гондоны, прокладки и отсыревшие пакеты…

Старушка. Я уже вошла в наш двор, уже закрывала за собой калитку, уже подходила к дверям нашего дома, уже протягивала руки к своим младшим, и в этот момент заметила, что во время прибрежной прогулки что-то прицепилось у Вислы к каблучку моей туфельки. Я остановилась у мусорки, чтобы отцепить сор и до сегодняшнего дня помню…


Сцена 2

Изменение освещения. Осовелая старушка, уже без коляски и в своем платье в розочки, и Маленькая металлическая девочка у контейнеров для сортировки мусора кропотливо пытаются отцепить мусор, прицепившийся к туфле старушки.

Девочка. Что эта старая большая коробка, к которой прицепилось несколько размокших реклам из Теско, самодеградирующаяся сетка, аппликатор от тампона, мешок с трупом и контейнер из Макдональдса с почти нетронутым картофелем фри, который, несмотря на то, что пролежал в воде в течение года или даже двух, сохранил и форму и вкус, поэтому я цапнула пару штук, хотя он очень полнит, и если не возьму себя в руки, то с прозрачностью ничего…

Старушка. И тут вдруг… Вой сирен, звук самолетов, бомбежка.

Девочка. И тут вдруг ба-бах! Знакомый запах. Бежим, здесь горит чей-то велосипед.

Старушка. Все небо, все небо потемнело…

Девочка. От летящих моделей самолетов. Бабушка, давай по лестнице в подвал, чтобы сломать руку и разбить себе голову, там же кирпичи лежали!


Осовелая старушка и Маленькая металлическая девочка падают со ступенек.


Старушка. Все небо, все небо…

Девочка. Все небо взяли напрокат для выставки моделей самолетов. Вот же кто-то замучился клеить!

Старушка. Грохот ужасный, сердце трепетало в груди, как соловейка.

Девочка … над которым разбили бадейку.

Старушка. А потом тишина, такая холодная и глухая тишина…

Девочка. Пошли, тут воняет картошкой и мокрым картоном, лучше уж рыгать, глядя на тетю Боженку.

Старушка. Стой, не ходи!

Девочка. Ой, вот так сюрприз. Голову даю на отсечение, что там, где сейчас зависли в воздухе куски осколков и камней, стекла и валяются кучей пиксели, еще минуту назад стоял наш дом! Ой, я прекрасно узнаю эти летящие куски ящиков, ручаюсь головой, что они были целыми ящиками и даже комодом. Те щепки, которые летят, у нас были такие же, только это были стулья. А эти зубья похожи на те гребенки, что были у нас дома, а эти обрывки ну совсем как обрывки наших фотографий, с той лишь разницей, что у нас были целые. Ой, а эти поляки, которые летят, вроде жили рядом с нами, но те наши были живыми и были целыми поляками, а не их разлетающимися направо и налево, неопознанными человеческими останками. Я что, такая пьяная, что мало того, что не помню, чтобы я когда-либо что-либо пила, так еще и не могу попасть к себе домой? Тот дом, который только что обрушился, дико его напоминал, то есть он им был. Странно.

Старушка. Все падало и укладывалось слоями. Я закрыла глаза еще сильней, а когда я их открыла, все лежало, руины-тела, «пыль»-тела, «мел»-тела, руины-тела, как какая-то жуткая лазанья.

Девочка. Когда мама никогда не делает лазанью, она не так укладывает. Ничего себе груда. Можно на халявку покопаться в пикселях (копаются в руинах).

Старушка. Я не знаю, сколько времени прошло, я, тогда осенью выйдя из квартиры, не взяла с собой часы. Я долго бродила, изможденная и голодная, по гигантской куче обломков. Хлеба!

Девочка. Только умоляю из цельного зерна, не эти радиоактивные булки. Не хочу быть худой, хочу быть прозрачной!

Старушка. Хлеба!

Девочка(продолжая копаться). А ты видела, как велосипед горел? Ну, наконец. Вот же она! Я узнаю наш разбитый глазок, уф, это же дверь нашей квартиры! Тук-тук! Тук-тук! Бабушка, стучи сильней, это же кучка пепла, ничего не слышно.

Старушка. Эх, наверное, все по своим комнатам разошлись. Вытри ноги. Вот место, где лежал коврик для ног. И повесь плащик. Я видела, что где-то рядом с разбитыми тарелками валялась вешалка.

Девочка(бежит навстречу). Дядя Мауриций! Дядя Мауриций! Я нашла твою ногу, она стояла в комнате, а где ты сам? А это чьи губы? Кто их здесь бросил в таком беспорядке под сожжеными полками с сожженными книжками так и жутко чмокает под грудой пепла?

Старушка. Дарья! Я все маме расскажу, вот только найду ее лицо, еще отраженное в зеркальце, которое держит ее оторванная рука.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все в саду
Все в саду

Новый сборник «Все в саду» продолжает книжную серию, начатую журналом «СНОБ» в 2011 году совместно с издательством АСТ и «Редакцией Елены Шубиной». Сад как интимный портрет своих хозяев. Сад как попытка обрести рай на земле и испытать восхитительные мгновения сродни творчеству или зарождению новой жизни. Вместе с читателями мы пройдемся по историческим паркам и садам, заглянем во владения западных звезд и знаменитостей, прикоснемся к дачному быту наших соотечественников. Наконец, нам дано будет убедиться, что сад можно «считывать» еще и как сакральный текст. Ведь чеховский «Вишневый сад» – это не только главная пьеса русского театра, но еще и один из символов нашего приобщения к вечно цветущему саду мировому культуры. Как и все сборники серии, «Все в саду» щедро и красиво иллюстрированы редкими фотографиями, многие из которых публикуются впервые.

Александр Александрович Генис , Аркадий Викторович Ипполитов , Мария Константиновна Голованивская , Ольга Тобрелутс , Эдвард Олби

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия